Когда умер николай гумилев. Умер Николай Гумилёв. Драматические сцены и фрагменты

В августе 1996 года исполнилось 75 лет со дня трагической гибели великого русского поэта Николая Степановича Гумилёва, расстрелянного петроградскими чекистами, предположительно 24 или 25 августа, где-то в районе станции Бернгардовка под Петроградом, в долине р. Лубья. Август 1921 года был скорбным месяцем русской поэзии: 7 августа скончался другой замечательный русский поэт — Александр Блок , вечный соперник и антагонист Гумилёва.

Потрясенный почти одновременной смертью двух лучших поэтов России, Максимилиан Волошин посвятил памяти Блока и Гумилёва стихи:

С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит.
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта.
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, Русь,
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь.
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но удел не выберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба.

Как сильно разошлись пути и судьбы Гумилёва и Блока. Александр Блок всегда сочувствовал русской революции, работал в комиссии по расследованию преступлений царского правительства, написал поэму «Двенадцать», где оправдывал бессудные расстрелы и грабежи, а во главе революционного сброда кощунственно поставил Иисуса Христа (Гумилёв говорил, что этой своей поэмой Блок вторично распял Христа и еще раз расстрелял Государя). А Николай Гумилёв никогда не скрывал своих монархических убеждений, ни в личных беседах, ни на литературных вечерах, и не захотел их скрыть даже на допросах у чекистов.

Николая Степановича убили в самом расцвете его таланта; каждый новый сборник его стихов был новой гранью его творчества, новой вершиной, им завоеванной, и Бог весть, каких высот достигла бы русская поэзия, если бы Гумилёва не вырвала из жизни Петроградская ЧК. А.Блок тяжело умирал от застарелой болезни сердца, незадолго до смерти он помешался; его воспаленным мозгом овладела навязчивая мысль: надо уничтожить все экземпляры поэмы «Двенадцать», из-за которой многие русские люди перестали подавать ему руку. Ему чудилось, что он уже уничтожил все экземпляры, но остался еще один, у Брюсова, и в предсмертном бреду Блок повторял: «Я заставлю его отдать. Я убью его». Мы не знаем, сколь мучительна была насильственная смерть Н.Гумилёва, но зато знаем, что умер он так же мужественно, как и жил: никого не предав, не оговорив никого из друзей и знакомых, не попытавшись спасти свою жизнь ценой подлости, измены, позора. Он был вправе надеяться, что после смерти будет

…представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами
Ждать спокойно Его суда.

О мужественном поведении Н.Гумилёва в ЧК ходят легенды. Из тюрьмы он писал жене: «Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы». Он был спокоен при аресте и при допросах, «так же спокоен, как когда стрелял львов, водил улан в атаку, говорил о верности «своему Государю» в лицо матросам Балтфлота» (Г. Иванов). Чекист Дзержибашев, известный в литературных кругах и внушавший знакомым какую-то неизъяснимую симпатию, весьма загадочная личность, неожиданно расстрелянный в 1924 году, восхищался мужественным поведением Гумилёва на допросах. Перед расстрелом Гумилёв написал на стене камеры простые и мудрые слова: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь». Г. Иванов передает рассказ С. Боброва, поэта-футуриста, кокаиниста и большевика, возможно, чекиста, с каким достоинством Н. Гумилёв вел себя на расстреле: «Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу… Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление… Мало кто так умирает…» Мать Гумилёва так и не поверила, что ее сына расстреляли. До последних дней своей жизни она верила, что он ускользнул из рук чекистов и уехал на Мадагаскар. В день ареста Н.Гумилёв провел свой последний вечер литературного кружка, окруженный влюбленной в него молодежью. В этот вечер он был оживлен, в прекрасном настроении, засиделся, возвращался домой около двух часов ночи. Девушки и молодые люди провожали его. Около дома его ждал автомобиль. На квартире у него была засада, арестовывали всех пришедших (правда, потом освободили).

В тюрьму он взял с собою Евангелие и Гомера. Большинство знакомых Н. Гумилёва было убеждено, что под арест он попал по ошибке и скоро будет освобожден.

О расстреле Н. Гумилёва Петроград узнал 1 сентября из расклеенных по городу объявлений, Ольга Форш писала об этом дне: «А назавтра, хотя улицы были полны народом, они показались пустынными. Такое безмолвие может быть только… когда в доме покойник и живые к нему только что вошли. На столбах был расклеен один, приведенный уже в исполнение, приговор. Имя поэта там значилось… К уже ставшим недвижно подходил новый, прочитывал — чуть отойдя, оставался стоять. На проспектах, улицах, площадях возникли окаменелости. Каменный город». Один из мемуаристов вспоминает: «Я … остановился у забора, где выклеен был печатный лист, и взор мой прямо упал на фамилию Гумилёва… А ниже: приговор исполнен… Мне показалось, что эти ужасные слова кто-то выкрикнул мне в ухо. Земля ушла из-под ног моих… Я не помнил, куда иду, где я. Я выл от горя и отчаяния. «Однако… И перевернуло же Вас!» — сказал, увидя меня через несколько дней, Гурович».

Почему же гибель Н. Гумилёва так потрясла русское общество, уже привыкшее с февраля 1917 г. к бессудным расстрелам, убийствам на улицах, на дому и в больницах, а с 1918 г. — к казням заложников, к так называемому «красному террору»? После долгих лет забвения Николая Гумилёва, сопровождавших его посмертно лживых обвинений и искажения исторической правды, мы еще не вполне ясно осознаем, что для многих его современников его расстрел был равнозначен расстрелу А. Пушкина. Ушедший в эмиграцию поэт и литературовед Л. Страховский писал: «Глубочайшая трагедия русской поэзии в том, что три ее самых замечательных поэта кончили свою жизнь насильственной смертью и при этом в молодых годах: Пушкин — тридцати семи лет, Лермонтов — двадцати шести, Гумилёв — тридцати пяти ».

Несмотря на всю рискованность такой акции, группа литераторов обратилась к Советскому правительству с письмом в защиту Николая Гумилёва. Письмо подписали А. Волынский, М. Лозинский, Б. Харитон, А. Маширов (Самобытник), М. Горький, И. Ладыжников. Даже после расстрела многие не могли поверить, что Советская власть решилась уничтожить Н. Гумилёва. Ходили легенды, что якобы М. Горький лично ездил в Москву к Ленину просить за Гумилёва, что бумага о помиловании опоздала или была задержана по личному указанию главного палача Петрограда Григория Зиновьева (Радомысльского-Апфельбаума). Бумаги о помиловании в деле Н. Гумилёва нет, наверное, ее никогда и не было. В эти дни интеллектуальная элита Петрограда проявила себя достаточно мужественно. В Казанском соборе была заказана панихида по Николаю Гумилёву. Фамилия его, конечно, не называлась, но все понимали слова священника: «Помяни душу убиенного раба твоего, Николая», по ком идет служба. Несколькими днями позднее была проведена еще одна панихида — в весьма популярной в народе Спасской часовне Гуслицкого монастыря, которая находилась на Невском проспекте перед портиком Перинной линии (ныне не существует). И если друзья и почитатели Гумилёва не могли заполнить кафедрального собора, то часовня была набита битком людьми, пришедшими отдать дань великому русскому поэту. Среди петербуржцев ходила легенда, что раздраженный такой манифестацией Григорий Зиновьев приказал разрушить эту часовню (в действительности она была снесена через восемь лет по требованию общества «Старый Петербург» как «уродливая»).

В наши дни одна за другой появляются публикации о том, как проходило в ЧК дело Николая Гумилёва, печатаются выдержки из протоколов следствия, но много остается еще нераскрытым. Мы последовательно сначала узнали, что вина Николая Гумилёва была только в недонесении, хотя об этом, прочтя текст приговора, оказывается писал еще А. Ф. Кони: «За это по старым прецедентам можно было только взять подписку о неучастии в противоправительственных организациях и отпустить». Позднее мы узнали, что заговора В. Таганцева вообще не было, что он придуман чекистами для развертывания очередной волны террора. Но неужели одна сплошная выдумка — мемуары учеников Гумилёва Ирины Одоевцевой и Георгия Иванова, в которых написано, что Гумилёв был членом контрреволюционной организации и даже возглавлял ячейку, написал (и читал Г. Иванову) прокламацию для кронштадтских моряков, в кронштадтские дни ходил, переодетый, вести агитацию в рабочих кварталах, во время поездки в Крым летом 1921 г. участвовал в вербовке уцелевших белых офицеров в эту организацию и т.п.? И как это похоже на Гумилёва с его склонностью к риску, с благородными устремлениями «угрюмого и упрямого зодчего Храма, восстающего во мгле»:

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.

А если всего этого нет в материалах следствия, то ведь это может означать и то, что изощренному следователю Якобсону не удалось получить от мужественного поэта нужных показаний. Все здесь остается неясным. За всем этим постоянно чувствуется какая-то недоговоренность. Арестован Гумилёв был по показаниям В. Таганцева, но оказывается были и другие источники, которые остались нераскрытыми. Ряду арестованных после просьб общественности наказания были смягчены (от двух лет заключения до помилования), но формально ни в чем неповинного Гумилёва это не коснулось. Мы полагаем, что главная причина расстрела Н. Гумилёва — вовсе не таганцевское дело и не участие в иной недоказанной контрреволюционной группе. Если бы даже никакого таганцевского дела не было, он все равно был бы обречен. И он сам чувствовал это. Тут и его страшное предвидение в стихотворении «Заблудившийся трамвай», написанном им все в том же роковом 1921 году:

В красной рубахе, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне.
Она лежала вместе с другими

Там, в ящике скользком, на самом дне. и прямое указание в одном из последних стихотворений, что за ним ведется слежка:

После стольких лет
Я пришел назад,
Но изгнанник я,
И за мной следят.
. . . . . . . . .
Смерть в дому моем,
И в дому твоем, —
Ничего, что смерть,
Если мы вдвоем.

Писатель Ю.Юркун предупреждал Гумилёва: «Николай Степанович, я слышал, что за Вами следят. Вам лучше скрыться».

Главная причина его гибели — его необычайная популярность среди молодежи, его успешная деятельность в многочисленных поэтических школах и студиях (современники говорили, что те, кто побывал на Гумилёвских семинарах, навсегда погибли для «пролетарского искусства»), его блестящие выступления на поэтических вечерах, наконец, завоеванный им пост главы петроградских поэтов, когда он при баллотировке обошел А. Блока. Мемуаристы вспоминают, как после публичного чтения поэмы «Двенадцать» супругой Блока Л. Менделеевой слушатели освистали эту поэму. Следующей была очередь выступать Блока, но он с трясущейся губой повторял: «Я не пойду, я не пойду». Тогда к нему подошел Гумилёв, сказал: «Эх, Александр Александрович, написали, так и признавайтесь, а лучше бы не писали» и вышел вместо него на эстраду. Он спокойно смотрел на бушующий зал «своими серо-голубыми глазами. Так, вероятно, он смотрел на диких зверей в дебрях Африки, держа наготове свое верное нарезное ружье». И когда зал начал утихать, стал читать свои стихи, и такова была исходящая от них магическая сила, что чтение сопровождалось бурными аплодисментами. А потом умиротворенный зал согласился выслушать и Александра Блока.

Могли ли советские руководители потерпеть такого явного лидера, кумира петроградской молодежи, не желавшего шагать в ногу с ними, да еще открыто объявлявшего себя монархистом? Скорее всего по делу Гумилёва уже давно велась заблаговременная и тщательная подготовка.

Очень странным выглядит написание А. Блоком злой и несправедливой статьи «Без божества, без вдохновенья», направленной против акмеистов и лично Гумилёва в апреле 1921 г., то есть еще до начала таганцевского дела, за четыре месяца до трагической гибели Николая Степановича. Ведь манифест акмеистов был опубликован за 8 лет до этого, и, казалось бы, для чего было А. Блоку столько лет выжидать, чтобы начать борьбу с новым и уже победившим символизм направлением. Какова причина появления этой статьи? Ревность побежденного в поэтическом соревновании? Нет, для Блока это было бы слишком мелким.

Перечитаем еще раз эту статью, и мы увидим, что А. Блок произвольно и неточно толкует в ней литературоведческие работы Н. Гумилёва, что он слеп и глух к чеканной мощи Гумилёвских стихов, что вся статья бездоказательна и носит характер заказной. Именно таким образом в те годы готовились политические процессы: все начиналось с выступлений в прессе, затем проходили обсуждения в коллективах, а затем уже дело поступало в карательные органы.

Не была ли первой ласточкой антиГумилёвской кампании статья, заказанная А. Блоку? Анна Ахматова говорила, что Блока «заставили» написать эту статью. Некоторыми предполагалось, что это друзья Блока потребовали от него, чтобы он рассчитался с акмеистами. Но Анна Ахматова, по свидетельству М. И. Будыко, всегда чувствовала, что скорее всего причина появления этой статьи — это поражение А. Блока при перевыборах председателя «Союза поэтов». В очень кратких дневниковых записях А. Блока есть упоминание, что он несколько раз встречался с чекистом Озолиным в 1921 году и, по крайней мере при одной из таких встреч, обсуждался провал Блока при перевыборах. И столь ли уж важно, получил ли Блок задание написать эту статью прямо из ЧК, или ему это передали через людей его окружения?

Интересно, что до опубликования эта статья стала всем известна, в том числе и Гумилёву, который в первый раз жестоко обиделся на Блока, но подготовил вполне корректный и обоснованный ответ (напечатанный после его смерти). Кто-то целенаправленно распространял статью А.Блока по городу. Но дальше еще интереснее, в 1921 году статья Блока так и не была опубликована: она вдруг стала не нужна. Гумилёва подключили к таганцевскому делу, решено было осудить Гумилёва за причастность к Петербургской Боевой Организации (ПБО), это показалось проще и эффективнее, чем преследовать поэта на идеологической почве. Статья А.Блока была опубликована только в 1925 году, через 4 года после смерти и А. Блока, и Н. Гумилёва, когда неиссякаемая популярность поэзии Николая Степановича, которого продолжали издавать посмертно, заставила искать средства его дискредитации.

Правы ли мы в наших предположениях? Для выяснения истины есть только один путь — получить доступ к еще нераскрытым до конца секретным архивам. Быть может, среди них мы найдем и папку с планом антиГумилёвской кампании и доподлинно узнаем долю вины всех тех, кто в нее был вовлечен, имена которых нам пока не хотят называть.

О смерти Николай Степанович Гумилев думал всегда. Известно, например, что в возрасте 11 лет он пытался покончить жизнь самоубийством. Поэтесса Ирина Одоевцева вспоминает большой монолог о смерти, который произнес перед ней Гумилев в рождественский вечер 1920 года.

"- Я в последнее время постоянно думаю о смерти. Нет, не постоянно, но часто. Особенно по ночам. Всякая человеческая жизнь, даже самая удачная, самая счастливая, трагична. Ведь она неизбежно кончается смертью. Ведь как ни ловчись, как ни хитри, а умереть придется. Все мы приговорены от рождения к смертной казни. Смертники. Ждем - вот постучат на заре в дверь и поведут вешать. Вешать, гильотинировать или сажать на электрический стул. Как кого. Я, конечно, самонадеянно мечтаю, что

Умру я не на постели При нотариусе и враче...

Или что меня убьют на войне. Но ведь это, в сущности, все та же смертная казнь. Ее не избежать. Единственное равенство людей - равенство перед смертью. Очень банальная мысль, а меня все-таки беспокоит. И не только то, что я когда-нибудь, через много-много лет, умру, а и то, что будет потом, после смерти. И будет ли вообще что-нибудь? Или все кончается здесь, на земле: "Верю, Господи, верю, помоги моему неверию..."

Через полгода с небольшим после этого разговора Гумилев был арестован органами ГПУ за участие в "контрреволюционном заговоре" (так называемое Таганцевское дело). Накануне ареста 2 августа 1921 года, встретившись днем с Одоевцевой, Гумилев был весел и доволен.

"Я чувствую, что вступил в самую удачную полосу моей жизни, - говорил он.- Обыкновенно я, когда влюблен, схожу с ума, мучаюсь, терзаюсь, не сплю по ночам, а сейчас я весел и спокоен". Последним, кто видел Гумилева перед арестом, был Владислав Ходасевич. Они оба жили тогда в "Доме Искусств"-своего рода гостинице, коммуне для поэтов и ученых.

"В среду, 3-го августа, мне предстояло уехать, - вспоминает В. Ходасевич.-Вечером накануне отъезда пошел я проститься кое с кем из соседей по "Дому Искусств". Уже часов в десять постучался к Гумилеву, Он был дома, отдыхал после лекции. Мы были в хороших отношениях, но короткости между нами не было... Я не знал, чему приписать необычайную живость, с которой он обрадовался моему приходу. Он выказал какую-то особую даже теплоту, ему как будто бы и вообще несвойственную. Мне нужно било еще зайти к баронессе В. И. Икскуль, жившей этажом ниже. Но каждый раз, когда я подымался уйти, Гумилев начинал упрашивать: "Посидите еще". Так я и не попал к Варваре Ивановне, просидев у Гумилева часов до двух ночи. Он был на редкость весел. Говорил много, на разные темы. Мне почему-то запомнился только его рассказ о пребывании в царскосельском лазарете, о государыне Александре Федоровне и великих княжнах. Потом Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго - "по крайней мере, до девяноста лет". Он все повторял:
- Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше.
До тех пор собирался написать кипу книг. Упрекал меня:
- Вот мы однолетки с вами, а поглядите: я, право, на десять лет моложе. Это все потому, что я люблю молодежь. Я со своими студистками в жмурки играю - и сегодня играл. И потому непременно проживу до девяноста лет, а вы через пять лет скиснете.
И он, хохоча, показывал, как через пять лет я буду, сгорбившись, волочить ноги и как он будет выступать "молодцом".
Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение. Когда наутро, в условленный час, я с вещами подошел к дверям Гумилева, мне на стук никто не ответил. В столовой служитель Ефим сообщил мне, что ночью Гумилева арестовали и увезли". Обстоятельства смерти Гумилева до сих пор вызывают споры.

"О том, как Гумилев вел себя в тюрьме и как погиб, мне доподлинно ничего не известно, - пишет Одоевцева.- Письмо, присланное им из тюрьмы жене с просьбой прислать табаку и Платона, с уверениями, что беспокоиться нечего, "я играю в шахматы", приводилось много раз. Остальное - все только слухи. По этим слухам, Гумилева допрашивал Якобсон - очень тонкий, умный следователь. Он якобы сумел очаровать Гумилева или, во всяком случае, внушить ему уважение к своим знаниям и доверие к себе. К тому же, что не могло не льстить Гумилеву, Якобсон прикинулся - а может быть, и действительно был- пламенным поклонником Гумилева и читал ему его стихи наизусть".

1 сентября 1921 года в газете "Петроградская правда" было помещено сообщение ВЧК "О раскрытом в Петрограде заговоре против Советской власти" и список расстрелянных участников заговора в количестве 61 человека.

Среди них тринадцатым в списке значился "Гумилев, Николай Степанович, 33 лет, бывший дворянин, филолог, поэт, член коллегии "Издательства Всемирной литературы", беспартийный, бывший офицер. Участник Петроградской боевой организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, которая активно примет участие в восстании, получал от организации деньги на технические надобности".

В марте 1922 года петроградский орган "Революционное дело" сообщил такие подробности о казни участников дела профессора Таганцева:
"Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж[елезной] д[ороги] . Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму, и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей".

Георгий Иванов приводит слова Сергея Боброва (в пересказе М. Л. Лозинского) о подробностях расстрела Гумилева: " - Да... Этот ваш Гумилев... Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук (т. е. от чекистов, членов расстрельной команды). Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все- таки крепкий тип. Мало кто так умирает..."

В конце 1980-х годов в СССР вспыхнула дискуссия о гибели Гумилева. Юрист в отставке Г. А. Терехов сумел посмотреть дело Гумилева (все дела такого рода обычно засекречены) и заявил, что с юридической точки зрения вина поэта заключалась только в том, что он не донес органам советской власти о предложении вступить в заговорщицкую офицерскую организацию, от чего он категорически отказался. Никаких других обвинительных материалов в том уголовном деле, по материалам которого осужден Гумилев, нет.

А это значит, что с Гумилевым поступили вне закона, так как по уголовному кодексу РСФСР того времени (статья 88-1 он подлежал лишь небольшому тюремному заключению (сроком от 1 до 3 лет) либо исправительным работам (до 2 лет).

Мнение Г. А. Терехова оспорил Д. Фельдман, указав, что, наряду с уголовным кодексом, могло быть применено постановление о красном терроре, принятое Советом Народных Комиссаров 5 сентября 1918 г., где говорилось, что "подлежат расстрелу все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам".

Если принять во внимание этот декрет о терроре, то становится ясным, почему могли расстрелять Гумилева всего лишь за недонесение. Судя по постановлению о расстреле, многие "участники" заговора (в том числе 16 женщин!) были казнены за куда меньшие "преступления". Их вина характеризовалась такими, например, выражениями: "присутствовал", "переписывал", "знала", "разносила письма", "обещал, но отказался исключительно из-за малой оплаты", "доставлял организации для передачи за границу сведения о... музейном деле", "снабдил закупщика организации веревками и солью для обмена на продукты".

Остается добавить, что Гумилев, как и многие поэты, оказался пророком. В стихотворении "Рабочий" (из книги "Костер", вышедшей в июле 1918 года) есть такие строки:

Он стоит пред раскаленным горном, Невысокий старый человек. Взгляд спокойный кажется покорным От миганья красноватых век. Все его товарищи заснули, Только он один еще не спит: Все он занят отливаньем пули, Что меня с землею разлучит. Пуля, им отлитая, просвищет Над седою, вспененной Двиной, Пуля, им отлитая, отыщет

Грудь мою, она пришла за мной..

Единственно, что не угадал Гумилев, - это название реки: в Петрограде течет не Двина, а Нева.

* Это подтверждает и рассказ А. А. Ахматовой : "Я про Колю знаю... их расстреляли близ Бернгардовки, по Ирининской дороге... я узнала через десять лет и туда поехала. Поляна; кривая маленькая сосна; рядом другая, мощная, но с вывороченными корнями. Это здесь была стенка. Земля запала, понизилась, потому что там не насыпали могил. Ямы. Две братские ямы на шестьдесят человек..."

Крест-кенотаф на предполагаемом месте расстрела Н. Гумилева. Река Лубья, поселок Бернгардовка.

В воспоминаниях Ирины Одоевцевой ("На берегах Невы") приведено много разговоров с Гумилёвым, в том числе, о смерти. Есть там и рассказ о панихиде по Лермонтову, которую Гумилёв и Одоевцева заказали в одной из петербургских - тогда уже петроградских - церквей, и во время службы Гумилёву показалось, что священник вместо имени "Михаил" произнёс "Николай".

Ирина Одоевцева

Мы прочли о смерти его,
Плакали громко другие.
Не сказала я ничего,
И глаза мои были сухие.

А ночью пришел он во сне
Из гроба и мира иного ко мне,
В черном старом своем пиджаке,
С белой книгой в тонкой руке.

И сказал мне: «Плакать не надо,
Хорошо, что не плакали вы.
В синем раю такая прохлада,
И воздух лёгкий такой,
И деревья шумят надо мной,
Как деревья Летнего сада».

Биография и эпизоды жизни Николая Гумилева. Когда родился и умер Николай Гумилев, памятные места и даты важных событий его жизни. Цитаты поэта,фото и видео.

Годы жизни Николая Гумилева:

родился 15 апреля 1886, умер 26 августа 1921

Эпитафия

«Он любил три вещи на свете:
За вечерней - пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики».
Из стихотворения Анны Ахматовой, посвященного памяти Николая Гумилева

Биография

Жизнь Николая Гумилева - поэта-символиста и одного из крупнейших исследователей Африки - проходила в свете от огня пожаров революции и войны. Но он сумел оградить свое творчество от тревожных событий: в его стихах мы находим лишь темы любви, путешествий, искусства, смерти, но не политики.

Слабый и болезненный ребенок, который не переносит шума и мучается головной болью, - это маленький Николай. Обучение ему давалось нелегко. Смена гимназий, переезды из-за болезней привели Гумилева к тому, что его несколько раз оставляли на второй год. Временами приходилось даже переводиться на домашнее обучение.

И все же Гумилеву удалось сдать выпускные экзамены в Царскосельской гимназии — с единственной пятеркой, причем по логике. Еще за год до получения аттестата зрелости вышла его первая поэтическая книга «Путь конквистадоров». Самый авторитетный поэт того времени - Валерий Брюсов - отметил сборник Гумилева отдельной рецензией.


После окончания гимназии Гумилёв отправился на обучение в Сорбонну. В Париже он посещал лекции по живописи и французской литературе. Знакомился с русскими и французскими поэтами. Тогда же начались его путешествия: Италия, Франция, Турция, Греция и, наконец, Египет. Николай Гумилев совершил не одну экспедицию по восточной и северо-восточной Африке, откуда привез богатейшую коллекцию экспонатов для петербургской Кунсткамеры.

По возвращении из дальних странствий Гумилев с головой окунулся в богемную поэтическую среду и женился на Анне Ахматовой. Правда, их семейная жизнь длилась недолго — всего восемь лет. После революции появилась возможность расторгнуть брак, и вскоре поэт женился во второй раз. Поэтический круг символистов начал распадаться, но Гумилев сумел удержать творческих людей вокруг себя. Так было создано новое литературное течение — акмеизм.

Николая Гумилева арестовали 3 августа 1921 года по подозрению в участии в заговоре. Нежного поэта, в прошлом слабого и болезненного юношу, крайне сложно было представить заговорщиком и интриганом, но Гумилев оставался тверд в своих политических и религиозных взглядах. Спустя три недели поэт был расстрелян вместе с другими осужденными. Место расстрела до сих пор неизвестно, как неизвестно и где похоронен Николай Гумилёв.

Линия жизни

15 апреля 1886 г. Дата рождения Николая Степановича Гумилева.
1894 г. Поступление в Царскосельскую гимназию.
1895 г. Переезд из Царского Села в Петербург вместе с семьей.
1896 г. Поступление в гимназию Гуревича.
1901 г. Перевод в 1-ю Тифлисскую мужскую гимназию на Кавказе.
1902 г. Публикация первого стихотворения Гумилева «Я в лес бежал из городов…».
1908 г. Издание сборника «Романтические стихи».
1910 г. Брак с Анной Ахматовой.
1914 г. Участие в боевых действиях Первой мировой в составе добровольческого батальона.
3 августа 1921 г. Арест Гумилева по подозрению в заговоре.
26 августа 1921 г. Дата смерти Николая Гумилева.

Памятные места

1. Дом Гумилева в Петербурге (пересечение ул. Дегтярной и 3-й Советской).
2. Город Бежецк в Тверской области, где находится дом-музей Гумилева и Ахматовой и памятник Гумилеву.
3. Поселок Победино в Калининградской области, где установлен памятный знак в честь Гумилева.
4. Город Коктебель, где установлен памятник Гумилеву.
5. Поселок Шилово в Рязанской области, где установлен памятник Гумилеву.
6. Дом искусств в Калининграде, отмеченный мемориальной доской памяти Гумилева.

Эпизоды жизни

Учеба в Царскосельской гимназии подарила Гумилеву не только знания, но и первый любовный опыт. Именно здесь он познакомился с юной поэтессой Анной Ахматовой, ставшей впоследствии его женой. История любви Гумилева и Ахматовой развязывалась долго и эмоционально. Николай потратил три года на то, чтобы наконец добиться руки возлюбленной. Однако совместная жизнь в браке оказалась для них невыносимой: семья распалась. У Гумилева и Ахматовой был единственный сын Лев, ставший впоследствии известным историком и писателем.

Считается, что Николай Гумилев ввел в поэзию некий «элемент мужественного романтизма». В своем творчестве поэт скрупулезно отбирал художественные средства, используя для собственного стиля изложения лишь строгую патетику. «Гораздо больше в том, как он говорит, нежели в том, что он говорит», - писал про Гумилева Брюсов.

Завет

«Правдива смерть, а жизнь бормочет ложь…»

«Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв…»

Документальный фильм о Николае Гумилеве из цикла передач «Гении и злодеи»

Соболезнования

«Он был удивительно молод душой, а может быть, и умом. Он всегда мне казался ребёнком. Было что-то ребяческое в его под машинку стриженой голове, в его выправке, скорее гимназической, чем военной».
Владислав Ходасевич, поэт

«И этого поэта, поэта-рыцаря, уходившего душою в фата-моргану тропиков, прислушивавшегося из своего далека задумчиво и чутко к таинственным зовам муэдзинов и шороху караванов в золотых песках загадочных пустынь, безграмотные, глупые и подлые люди убили, как бродячую собаку, где-то за городом, так что и могилу его нельзя найти. Братскую могилу, куда с ним легли такие же неповинные, как и он, профессора, художники с едва-едва вышедшими из детства девочками».
Василий Немирович-Данченко, писатель

«Имя Гумилева стало славным. Стихи его читаются не одними литературными специалистами или поэтами; их читает «рядовой читатель» и приучается любить эти стихи - мужественные, умные, стройные, благородные, человечные - в лучшем смысле слова».
Георгий Адамович, писатель

Николай Гумилев, чьи стихи были изъяты из литературного обращения во второй половине 1920-х годов, являл собой образ литературного теоретика, который искренне верил в то, что художественное слово способно не только влиять на умы людей, но и преобразовывать окружающую действительность.

Творчество легенды Серебряного века напрямую зависело от его мировоззрения, в котором главенствующую роль занимала идея торжества духа над плотью. На протяжении всей жизни прозаик намеренно загонял себя в тяжелые, сложно разрешимые ситуации по одной простой причине: только в момент крушения надежд и утрат к поэту приходило подлинное вдохновение.

Детство и юность

3 апреля 1886 года у корабельного врача Степана Яковлевича Гумилева и его жены Анны Ивановны родился сын, которого назвали Николаем. Семейство проживало в портовом городе Кронштадте, а после отставки главы семьи (1895 год) они переехали в Петербург. В детстве писатель был крайне болезненным ребенком: каждодневные головные боли доводили Николая до исступления, а повышенная чувствительность к звукам, запахам и вкусам делала его жизнь практически невыносимой.


Во время обострения мальчик был полностью дезориентирован в пространстве и нередко лишался слуха. Его литературный гений проявился в возрасте шести лет. Тогда он написал свое первое четверостишие «Живала Ниагара». В Царскосельскую гимназию Николай поступил осенью 1894 года, однако проучился там только пару месяцев. Из-за своего болезненного вида Гумилев неоднократно подвергался насмешкам со стороны сверстников. Дабы не травмировать и без того нестабильную психику ребенка, родители от греха подальше перевели сына на домашнее обучение.


1900–1903 годы семейство Гумилевых провело в Тифлисе. Там сыновья Степана и Анны поправляли здоровье. В местном учебном заведении, где поэт проходил обучение, было опубликовано его стихотворение «Я в лес бежал из городов…». Через некоторое время семейство вернулось в Царское Село. Там Николай возобновил обучение в гимназии. Его не увлекали ни точные, ни гуманитарные науки. Тогда Гумилев был одержим творчеством и все время проводил за прочтением его работ.


Из-за неправильно расставленных приоритетов Николай начал существенно отставать от программы. Только стараниями директора гимназии – поэта-декадента И.Ф Анненского – Гумилев весной 1906 года сумел получить аттестат зрелости. За год до выпуска из учебного заведения на средства родителей была издана первая книга стихов Николая «Путь конквистадоров».

Литература

После экзаменов поэт отправился в Париж. В столице Франции он посещал лекции по литературоведению в Сорбонне и был завсегдатаем на выставках картин. На родине писателя Гумилев издавал литературный журнал «Сириус» (вышло 3 номера). Благодаря Гумилеву посчастливилось познакомиться и с , и с , и с . Поначалу мэтры скептически относились к творчеству Николая. Стихотворение «Андрогин» помогло признанным деятелям искусства увидеть литературный гений Гумилева и сменить гнев на милость.


В сентябре 1908-го прозаик отправился в Египет. В первые дни пребывания за границей он вел себя как типичный турист: осматривал достопримечательности, изучал культуру местных племен и купался в Ниле. Когда средства кончились, писатель начал голодать и ночевал на улице. Парадоксально, но эти трудности никоим образом не надломили писателя. Лишения вызвали в нем исключительно положительные эмоции. По возвращении на родину он написал несколько стихотворений и рассказов («Крыса», «Ягуар», «Жираф», «Носорог», «Гиена», «Леопард», «Корабль»).

Мало кто знает, но за пару лет до поездки он создал цикл стихов под названием «Капитаны». Цикл состоял из четырех произведений, которые объединяла общая идея путешествий. Жажда новых впечатлений подтолкнула Гумилева к изучению Русского Севера. Во время знакомства с городом Беломорском (1904 год) в лощине устья реки Индель поэт увидел высеченные на каменном склоне иероглифы. Он был уверен, что нашел легендарную Каменную книгу, которая, по поверьям, содержала первоначальные знания о мире.

Из переведенного текста Гумилев узнал, что правитель Фэб похоронил на острове Немецкий кузов сына и дочь, а на острове Русский кузов - жену. При содействии императора Гумилев организовал экспедицию на Кузовской архипелаг, где вскрыл древнюю гробницу. Там он обнаружил уникальный «Гиперборейский» гребень.


По легенде, передал находку во владение балерине . Ученые предполагают, что гребень до сих пор лежит в тайнике особняка Кшесинской в Петербурге. Вскоре после экспедиции судьба свела литератора с фанатичным исследователем Черного континента – академиком Василием Радловым. Поэту удалось уговорить этнолога зачислить его помощником в Абиссинскую экспедицию.

В феврале 1910-го после головокружительной поездки в Африку он вернулся в Царское Село. Несмотря на то что его возвращение было вызвано опасной болезнью, от былого упадка духа и декадентских стихов не осталось и следа. Закончив работу над сборником стихов «Жемчуга», прозаик вновь уехал в Африку. Из путешествия он вернулся 25 марта 1911 года в санитарной кибитке с приступом тропической лихорадки.


Вынужденное затворничество он использовал для творческой переработки собранных впечатлений, которые впоследствии вылились в «Абиссинские песни», вошедшие в сборник «Чужое небо». После поездки на Сомали свет увидела африканская поэма «Мик».

В 1911 году Гумилев основал «Цех поэтов», в который входили многие представители литературного бомонда России ( , Владимир Нарбут, Сергей Городецкий). В 1912 году Гумилев заявил о появлении нового художественного течения – акмеизма. Поэзия акмеистов преодолела символизм, вернув в моду строгость и стройность поэтической структуры. В том же году акмеисты открыли собственное издательство «Гиперборей» и одноименный журнал.


Также Гумилев в качестве студента был зачислен в Петербургский университет на историко-филологический факультет, где изучал старофранцузскую поэзию.

Первая мировая война разрушила все планы писателя - Гумилев ушел на фронт. За храбрость, проявленную во время военных действий, он был возведен в звание офицера и удостоен двух Георгиевских крестов. После революции писатель полностью отдался литературной деятельности. В январе 1921 года Николай Степанович стал председателем Петроградского отдела Всероссийского союза поэтов, а в августе этого же года мэтра задержали и заключили под стражу.

Личная жизнь

Первую жену – – писатель встретил в 1904 году на балу, приуроченном к празднованию Пасхи. В то время пылкий юноша во всем старался подражать своему кумиру : он носил цилиндр, завивал волосы и даже слегка подкрашивал губы. Уже через год после знакомства он сделал претенциозной особе предложение и, получив отказ, погрузился в беспросветную депрессию.


Из биографии легенды Серебряного века известно, что из-за неудач на любовном фронте поэт дважды пытался свести счеты с жизнью. Первая попытка была обставлена со свойственной Гумилеву театральной напыщенностью. Горе-кавалер поехал в курортный город Турвиль, где планировал утопиться. Планам критика не суждено было сбыться: отдыхающие приняли Николая за бродягу, вызвали полицию и, вместо того чтобы отправиться в последний путь, литератор отправился в участок.

Узрев в своей неудаче знак свыше, прозаик написал Ахматовой письмо, в котором вновь сделал ей предложение. Анна в очередной раз ответила отказом. Убитый горем Гумилев решил во что бы то ни стало завершить начатое: он принял яд и отправился дожидаться смерти в Булонский лес Парижа. Попытка снова обернулась позорным курьезом: тогда его тело подобрали бдительные лесничие.


В конце 1908 года Гумилев вернулся на родину, где продолжил добиваться расположения молодой поэтессы. В итоге настойчивый парень получил согласие на брак. В 1910-м пара обвенчалась и отправилась в свадебное путешествие в Париж. Там у литераторши случился бурный роман с художником Амедео Модильяни. Николай, дабы сохранить семью, настоял на возвращении в Россию.

Через год после рождения сына Льва (1912–1992) в отношениях супругов случился кризис: на замену безоговорочному обожанию и всепоглощающей любви пришли безразличие и холодность. Пока Анна на светских раутах оказывала знаки внимания молодым писателям, Николай также искал вдохновения на стороне.


В те годы музой литератора стала актриса мейерхольдовского театра Ольга Высотская. Молодые люди познакомились осенью 1912 года на праздновании юбилея , а уже в 1913-ом на свет появился сын Гумилева – Орест, о существовании которого поэт так и не узнал.

Полярность во взглядах на жизнь привела к тому, что в 1918 году Ахматова и Гумилев разошлись. Едва освободившись от оков семейной жизни, поэт встретил свою вторую жену – Анну Николаевну Энгельгардт. С потомственной дворянкой литератор познакомился на лекции Брюсова.


Современники прозаика отмечали безмерную глупость девушки. По словам Всеволода Рождественского, Николая ставили в тупик ее лишенные всякой логики суждения. Ученица писателя Ирина Одоевцева говорила, что избранница мэтра не только по внешности, но и по развитию казалась 14-летней девочкой. Супруга литератора и его дочь Елена умерли от голода во время . Соседи рассказывали, что от слабости Анна не могла шевелиться, и крысы ели ее на протяжении нескольких дней.

Смерть

3 августа 1921 года поэт был арестован как соучастник антибольшевистского заговора «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Коллеги и приятели литератора (Михаил Лозинский, Анатолий Луначарский, Николай Оцуп) тщетно пытались реабилитировать Николая Степановича в глазах руководства страны и вызволить его из заточения. Близкий друг вождя мирового пролетариата также не остался в стороне: он дважды обращался к с просьбой о помиловании Гумилева, но Владимир Ильич остался верен своему решению.


24 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 56 человек), а 1 сентября 1921 года в газете «Петроградская правда» был опубликован расстрельный список, в котором тринадцатым значился Николай Гумилев.

Свой последний вечер поэт провел в литературном кружке, окруженный боготворящей его молодежью. В день ареста писатель по обыкновению засиделся с учениками после лекций и возвращался домой далеко за полночь. На квартире прозаика была организована засада, о которой мэтр никоим образом знать не мог.


После заключения под стражу в письме, адресованном жене, литератор заверял ее в том, что беспокоиться не о чем, и просил выслать ему томик и табак. Перед расстрелом Гумилев написал на стене камеры:

«Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь».

Спустя 70 лет со дня смерти именитого поэта были рассекречены материалы, доказывающие, что заговор был полностью сфабрикован сотрудником НКВД Яковом Аграновым. В связи с отсутствием состава преступления в 1991 году дело писателя было официально закрыто.


Доподлинно неизвестно, где захоронен литератор. Со слов бывшей супруги прозаика Анны Ахматовой, его могила расположена в черте города Всеволожска близ микрорайона Бернгардовки у порохового погреба на Ржевском артиллерийском полигоне. Именно там, на берегу реки Лубья, и по сей день стоит памятный крест.

Литературное наследие легенды Серебряного века сохранилось как в поэзии, так и в прозе. В 2007-ом году певец наложил текст стихотворения именитого деятеля искусств «Однообразные мелькают…» на музыку Анатолия Бальчева и явил миру композицию «Романс», на которую в том же году был снят клип.

Библиография

  • «Дон Жуан в Египте» (1912 год);
  • «Игра» (1913 год);
  • «Актеон» (1913 год);
  • «Записки кавалериста» (1914–1915 года);
  • «Черный генерал» (1917 год);
  • «Гондла» (1917 год);
  • «Дитя Аллаха» (1918 год);
  • «Душа и тело» (1919 год);
  • «Молодой францисканец» (1902 год);
  • «По стенам опустевшего дома…»(1905 год);
  • «Так долго сердце боролось…» (1917 год);
  • «Ужас» (1907 год);
  • «У меня не живут цветы…» (1910 год);
  • «Перчатка» (1907 год);
  • «Нежно-небывалая отрада» (1917 год);
  • «Колдунья» (1918 год);
  • «Иногда я бываю печален…» (1905 год);
  • «Гроза ночная и темная» (1905 год);
  • «В пустыне» (1908 год);
  • «Африканская ночь» (1913 год);
  • «Любовь» (1907 год)

Загадки гибели Н. Гумилёва

В августе 1996 года исполнилось 75 лет со дня трагической гибели великого русского поэта Николая Степановича Гумилева, расстрелянного петроградскими чекистами, предположительно 24 или 25 августа, где-то в районе станции Бернгардовка под Петроградом, в долине р.Лубья. Август 1921 года был скорбным месяцем русской поэзии: 7 августа скончался другой замечательный русский поэт - Александр Блок, вечный соперник и антагонист Гумилева.

Потрясенный почти одновременной смертью двух лучших поэтов России, Максимилиан Волошин посвятил памяти Блока и Гумилева стихи:

С каждым днем все диче и все глуше
Мертвенная цепенеет ночь.
Смрадный ветр, как свечи, жизни тушит.
Ни позвать, ни крикнуть, ни помочь.
Темен жребий русского поэта.
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца, Русь,
И на дне твоих подвалов сгину
Иль в кровавой луже поскользнусь.
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но удел не выберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба.

Как сильно разошлись пути и судьбы Гумилева и Блока. Александр Блок всегда сочувствовал русской революции, работал в комиссии по расследованию преступлений царского правительства, написал поэму "Двенадцать", где оправдывал бессудные расстрелы и грабежи, а во главе революционного сброда кощунственно поставил Иисуса Христа (Гумилев говорил, что этой своей поэмой Блок вторично распял Христа и еще раз расстрелял Государя). А Николай Гумилев никогда не скрывал своих монархических убеждений, ни в личных беседах, ни на литературных вечерах, и не захотел их скрыть даже на допросах у чекистов.

Николая Степановича убили в самом расцвете его таланта; каждый новый сборник его стихов был новой гранью его творчества, новой вершиной, им завоеванной, и Бог весть, каких высот достигла бы русская поэзия, если бы Гумилева не вырвала из жизни Петроградская ЧК. А.Блок тяжело умирал от застарелой болезни сердца, незадолго до смерти он помешался; его воспаленным мозгом овладела навязчивая мысль: надо уничтожить все экземпляры поэмы "Двенадцать", из-за которой многие русские люди перестали подавать ему руку. Ему чудилось, что он уже уничтожил все экземпляры, но остался еще один, у Брюсова, и в предсмертном бреду Блок повторял: "Я заставлю его отдать. Я убью его". Мы не знаем, сколь мучительна была насильственная смерть Н.Гумилева, но зато знаем, что умер он так же мужественно, как и жил: никого не предав, не оговорив никого из друзей и знакомых, не попытавшись спасти свою жизнь ценой подлости, измены, позора. Он был вправе надеяться, что после смерти будет

Представ перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами
Ждать спокойно Его суда.

О мужественном поведении Н.Гумилева в ЧК ходят легенды. Из тюрьмы он писал жене: "Не беспокойся обо мне. Я здоров, пишу стихи и играю в шахматы". Он был спокоен при аресте и при допросах, "так же спокоен, как когда стрелял львов, водил улан в атаку, говорил о верности "своему Государю" в лицо матросам Балтфлота" (Г.Иванов). Чекист Дзержибашев, известный в литературных кругах и внушавший знакомым какую-то неизъяснимую симпатию, весьма загадочная личность, неожиданно расстрелянный в 1924 году, восхищался мужественным поведением Гумилева на допросах. Перед расстрелом Гумилев написал на стене камеры простые и мудрые слова: "Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь". Г.Иванов передает рассказ С.Боброва, поэта-футуриста, кокаиниста и большевика, возможно, чекиста, с каким достоинством Н.Гумилев вел себя на расстреле: "Знаете, шикарно умер. Я слышал из первых уст. Улыбался, докурил папиросу... Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление... Мало кто так умирает..." Мать Гумилева так и не поверила, что ее сына расстреляли. До последних дней своей жизни она верила, что он ускользнул из рук чекистов и уехал на Мадагаскар. В день ареста Н.Гумилев провел свой последний вечер литературного кружка, окруженный влюбленной в него молодежью. В этот вечер он был оживлен, в прекрасном настроении, засиделся, возвращался домой около двух часов ночи. Девушки и молодые люди провожали его. Около дома его ждал автомобиль. На квартире у него была засада, арестовывали всех пришедших (правда, потом освободили).

В тюрьму он взял с собою Евангелие и Гомера. Большинство знакомых Н.Гумилева было убеждено, что под арест он попал по ошибке и скоро будет освобожден.

О расстреле Н.Гумилева Петроград узнал 1 сентября из расклеенных по городу объявлений, Ольга Форш писала об этом дне: "А назавтра, хотя улицы были полны народом, они показались пустынными. Такое безмолвие может быть только... когда в доме покойник и живые к нему только что вошли. На столбах был расклеен один, приведенный уже в исполнение, приговор. Имя поэта там значилось... К уже ставшим недвижно подходил новый, прочитывал - чуть отойдя, оставался стоять. На проспектах, улицах, площадях возникли окаменелости. Каменный город". Один из мемуаристов вспоминает: "Я... остановился у забора, где выклеен был печатный лист, и взор мой прямо упал на фамилию Гумилева... А ниже: приговор исполнен... Мне показалось, что эти ужасные слова кто-то выкрикнул мне в ухо. Земля ушла из-под ног моих... Я не помнил, куда иду, где я. Я выл от горя и отчаяния. "Однако... И перевернуло же Вас!" - сказал, увидя меня через несколько дней, Гурович".

Почему же гибель Н.Гумилева так потрясла русское общество, уже привыкшее с февраля 1917 г. к бессудным расстрелам, убийствам на улицах, на дому и в больницах, а с 1918 г. - к казням заложников, к так называемому "красному террору"? После долгих лет забвения Николая Гумилева, сопровождавших его посмертно лживых обвинений и искажения исторической правды, мы еще не вполне ясно осознаем, что для многих его современников его расстрел был равнозначен расстрелу А.Пушкина. Ушедший в эмиграцию поэт и литературовед Л.Страховский писал: "Глубочайшая трагедия русской поэзии в том, что три ее самых замечательных поэта кончили свою жизнь насильственной смертью и при этом в молодых годах: Пушкин - тридцати семи лет, Лермонтов - двадцати шести, Гумилев - тридцати пяти".

Несмотря на всю рискованность такой акции, группа литераторов обратилась к Советскому правительству с письмом в защиту Николая Гумилева. Письмо подписали А.Волынский, М.Лозинский, Б.Харитон, А.Маширов (Самобытник), М.Горький, И.Ладыжников. Даже после расстрела многие не могли поверить, что Советская власть решилась уничтожить Н.Гумилева. Ходили легенды, что якобы М.Горький лично ездил в Москву к Ленину просить за Гумилева, что бумага о помиловании опоздала или была задержана по личному указанию главного палача Петрограда Григория Зиновьева (Радомысльского-Апфельбаума). Бумаги о помиловании в деле Н.Гумилева нет, наверное, ее никогда и не было. В эти дни интеллектуальная элита Петрограда проявила себя достаточно мужественно. В Казанском соборе была заказана панихида по Николаю Гумилеву. Фамилия его, конечно, не называлась, но все понимали слова священника: "Помяни душу убиенного раба твоего, Николая", по ком идет служба. Несколькими днями позднее была проведена еще одна панихида - в весьма популярной в народе Спасской часовне Гуслицкого монастыря, которая находилась на Невском проспекте перед портиком Перинной линии (ныне не существует). И если друзья и почитатели Гумилева не могли заполнить кафедрального собора, то часовня была набита битком людьми, пришедшими отдать дань великому русскому поэту. Среди петербуржцев ходила легенда, что раздраженный такой манифестацией Григорий Зиновьев приказал разрушить эту часовню (в действительности она была снесена через восемь лет по требованию общества "Старый Петербург" как "уродливая").

В наши дни одна за другой появляются публикации о том, как проходило в ЧК дело Николая Гумилева, печатаются выдержки из протоколов следствия, но много остается еще нераскрытым. Мы последовательно сначала узнали, что вина Николая Гумилева была только в недонесении, хотя об этом, прочтя текст приговора, оказывается писал еще А.Ф.Кони: "За это по старым прецедентам можно было только взять подписку о неучастии в противоправительственных организациях и отпустить". Позднее мы узнали, что заговора В.Таганцева вообще не было, что он придуман чекистами для развертывания очередной волны террора. Но неужели одна сплошная выдумка - мемуары учеников Гумилева Ирины Одоевцевой и Георгия Иванова, в которых написано, что Гумилев был членом контрреволюционной организации и даже возглавлял ячейку, написал (и читал Г.Иванову) прокламацию для кронштадтских моряков, в кронштадтские дни ходил, переодетый, вести агитацию в рабочих кварталах, во время поездки в Крым летом 1921 г. участвовал в вербовке уцелевших белых офицеров в эту организацию и т.п.? И как это похоже на Гумилева с его склонностью к риску, с благородными устремлениями "угрюмого и упрямого зодчего Храма, восстающего во мгле":

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.

А если всего этого нет в материалах следствия, то ведь это может означать и то, что изощренному следователю Якобсону не удалось получить от мужественного поэта нужных показаний. Все здесь остается неясным. За всем этим постоянно чувствуется какая-то недоговоренность. Арестован Гумилев был по показаниям В.Таганцева, но оказывается были и другие источники, которые остались нераскрытыми. Ряду арестованных после просьб общественности наказания были смягчены (от двух лет заключения до помилования), но формально ни в чем неповинного Гумилева это не коснулось. Мы полагаем, что главная причина расстрела Н.Гумилева - вовсе не таганцевское дело и не участие в иной недоказанной контрреволюционной группе. Если бы даже никакого таганцевского дела не было, он все равно был бы обречен. И он сам чувствовал это. Тут и его страшное предвидение в стихотворении "Заблудившийся трамвай", написанном им все в том же роковом 1921 году:

В красной рубахе, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне.
Она лежала вместе с другими

Там, в ящике скользком, на самом дне. и прямое указание в одном из последних стихотворений, что за ним ведется слежка:

После стольких лет
Я пришел назад,
Но изгнанник я,
И за мной следят.
. . . . . . . . .
Смерть в дому моем,
И в дому твоем, -
Ничего, что смерть,
Если мы вдвоем.

Писатель Ю.Юркун предупреждал Гумилева: "Николай Степанович, я слышал, что за Вами следят. Вам лучше скрыться".

Главная причина его гибели - его необычайная популярность среди молодежи, его успешная деятельность в многочисленных поэтических школах и студиях (современники говорили, что те, кто побывал на гумилевских семинарах, навсегда погибли для "пролетарского искусства"), его блестящие выступления на поэтических вечерах, наконец, завоеванный им пост главы петроградских поэтов, когда он при баллотировке обошел А.Блока. Мемуаристы вспоминают, как после публичного чтения поэмы "Двенадцать" супругой Блока Л.Менделеевой слушатели освистали эту поэму. Следующей была очередь выступать Блока, но он с трясущейся губой повторял: "Я не пойду, я не пойду". Тогда к нему подошел Гумилев, сказал: "Эх, Александр Александрович, написали, так и признавайтесь, а лучше бы не писали" и вышел вместо него на эстраду. Он спокойно смотрел на бушующий зал "своими серо-голубыми глазами. Так, вероятно, он смотрел на диких зверей в дебрях Африки, держа наготове свое верное нарезное ружье". И когда зал начал утихать, стал читать свои стихи, и такова была исходящая от них магическая сила, что чтение сопровождалось бурными аплодисментами. А потом умиротворенный зал согласился выслушать и Александра Блока.

Могли ли советские руководители потерпеть такого явного лидера, кумира петроградской молодежи, не желавшего шагать в ногу с ними, да еще открыто объявлявшего себя монархистом? Скорее всего по делу Гумилева уже давно велась заблаговременная и тщательная подготовка.

Очень странным выглядит написание А.Блоком злой и несправедливой статьи "Без божества, без вдохновенья", направленной против акмеистов и лично Гумилева в апреле 1921 г., то есть еще до начала таганцевского дела, за четыре месяца до трагической гибели Николая Степановича. Ведь манифест акмеистов был опубликован за 8 лет до этого, и, казалось бы, для чего было А.Блоку столько лет выжидать, чтобы начать борьбу с новым и уже победившим символизм направлением. Какова причина появления этой статьи? Ревность побежденного в поэтическом соревновании? Нет, для Блока это было бы слишком мелким.

Перечитаем еще раз эту статью, и мы увидим, что А.Блок произвольно и неточно толкует в ней литературоведческие работы Н.Гумилева, что он слеп и глух к чеканной мощи гумилевских стихов, что вся статья бездоказательна и носит характер заказной. Именно таким образом в те годы готовились политические процессы: все начиналось с выступлений в прессе, затем проходили обсуждения в коллективах, а затем уже дело поступало в карательные органы.

Не была ли первой ласточкой антигумилевской кампании статья, заказанная А.Блоку? Анна Ахматова говорила, что Блока "заставили" написать эту статью. Некоторыми предполагалось, что это друзья Блока потребовали от него, чтобы он рассчитался с акмеистами. Но Анна Ахматова, по свидетельству М.И.Будыко, всегда чувствовала, что скорее всего причина появления этой статьи - это поражение А.Блока при перевыборах председателя "Союза поэтов". В очень кратких дневниковых записях А.Блока есть упоминание, что он несколько раз встречался с чекистом Озолиным в 1921 году и, по крайней мере при одной из таких встреч, обсуждался провал Блока при перевыборах. И столь ли уж важно, получил ли Блок задание написать эту статью прямо из ЧК, или ему это передали через людей его окружения?

Интересно, что до опубликования эта статья стала всем известна, в том числе и Гумилеву, который в первый раз жестоко обиделся на Блока, но подготовил вполне корректный и обоснованный ответ (напечатанный после его смерти). Кто-то целенаправленно распространял статью А.Блока по городу. Но дальше еще интереснее, в 1921 году статья Блока так и не была опубликована: она вдруг стала не нужна. Гумилева подключили в таганцевскому делу, решено было осудить Гумилева за причастность к Петербургской Боевой Организации (ПБО), это показалось проще и эффективнее, чем преследовать поэта на идеологической почве. Статья А.Блока была опубликована только в 1925 году, через 4 года после смерти и А.Блока, и Н.Гумилева, когда неиссякаемая популярность поэзии Николая Степановича, которого продолжали издавать посмертно, заставила искать средства его дискредитации.

Правы ли мы в наших предположениях? Для выяснения истины есть только один путь - получить доступ к еще нераскрытым до конца секретным архивам. Быть может, среди них мы найдем и папку с планом антигумилевской кампании и доподлинно узнаем долю вины всех тех, кто в нее был вовлечен, имена которых нам пока не хотят называть.

Анатолий Доливо-Добровольский