Сказка «Медведь на воеводстве
» раскрывает гнилость основ самодержавного строя. Топтыгины из этой сказки посланы львом на воеводство. Их слабоумие не позволяет им совершать более или менее благопристойные поступки в отношении подданных. Целью своего правления они ставили как можно больше совершать "кровопролитий". Гнев народа решил их участь - они были убиты восставшими. Идеи революционного переустройства государства мало привлекали писателя. Здесь смысл несколько иной: даже самому кроткому терпению приходит конец, а самодурство правителей, не "обременённых" умом и прозорливостью, так или иначе однажды сработает против них самих, что и произошло.
Политический смысл сказки был понятен современникам писателя. Сказка была написана спустя три года после убийства Александра II. По требованию цензуры произведение Щедрина было изъято из журнала «Отечественные записки» . Сказка была под запретом до 1906 года. Предполагают, что в образах сказки современники угадывали черты правительства:
Лев - Александр III,
Осел - 1-й советник Победоносцев,
Топтыгин I и Топтыгин II - граф Д. Толстой и министр внутренних дел Игнатьев.
"Медведь на воеводстве" - Аудио сказка
Медведь на воеводстве. Сказка.
Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в
Качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы.
I. ТОПТЫГИН 1-й
Топтыгин 1-й отлично это понимал. Был он старый служака-зверь, умел берлоги строить и деревья с корнями выворачивать; следовательно, до некоторой степени и инженерное искусство знал. Но самое драгоценное качество его заключалось в том, что он во что бы то ни стало на скрижали Истории попасть желал, и ради этого всему на свете предпочитал блеск кровопролитий. Так что об чем бы с ним ни заговорили: об торговле ли, о промышленности ли, об науках ли - он все на одно поворачивал: "Кровопролитиев... кровопролитиев... вот чего нужно!"
За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальний лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять.
Узнала лесная челядь, что майор к ним в лес едет, и задумалась. Такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил. Звери - рыскали, птицы - летали, насекомые - ползали; а в ногу никто маршировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. "Вот ужо приедет майор, - говорили они, - засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!"
И точно: не успели мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут. Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый Михайлов день, и сейчас же решил: "Быть назавтра кровопролитию". Что заставило его принять такое решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина.
И непременно бы он свой план выполнил, если бы лукавый его не попутал.
Дело в том, что, в ожидании кровопролития, задумал Топтыгин именины свои отпраздновать. Купил ведро водки и напился в одиночку пьян. А так как берлоги он для себя еще не выстроил, то пришлось ему, пьяному, среди полянки спать лечь. Улегся и захрапел, а под утро, как на грех, случилось мимо той полянки лететь Чижику. Особенный это был Чижик, умный: и ведерко таскать умел, и спеть, по нужде, за канарейку мог. Все птицы, глядя на него, радовались, говорили: "Увидите, что наш Чижик со временем поноску носить будет!" Даже до Льва об его уме слух дошел, и не раз он Ослу говаривал (Осел в ту пору у него в советах за мудреца слыл): "Хоть одним бы ухом послушал, как Чижик у меня в когтях петь будет!"
Но как ни умен был Чижик, а тут не догадался. Думал, что гнилой чурбан на поляне валяется, сел на медведя и запел. А у Топтыгина сон тонок. Чует он, что по туше у него кто-то прыгает, и думает: "Беспременно это должен быть внутренний супостат!"
Кто там бездельным обычаем по воеводской туше прыгает? - рявкнул он, наконец.
Улететь бы Чижику надо, а он и тут не догадался. Сидит себе да дивится: чурбан заговорил! Ну, натурально, майор не стерпел: сгреб грубияна в лапу, да, не рассмотревши с похмелья, взял и съел.
Съесть-то съел, да съевши спохватился: "Что такое я съел? И какой же это супостат, от которого даже на зубах ничего не осталось?" Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал. Съел - только и всего. И никаким родом этого глупого дела поправить нельзя. Потому что, ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная.
Зачем я его съел? - допрашивал сам себя Топтыгин, - меня Лев, посылаючи сюда, предупреждал: "Делай знатные дела, от бездельных же стерегись!" - а я, с первого же шага, чижей глотать вздумал! Ну, да ничего! первый блин всегда комом! Хорошо, что, по раннему времени, никто дурачества моего не видал.
Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная. Что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...
И точно, не успел он успокоиться на мысли, что никто его дурачества не видел, как слышит, что скворка ему с соседней березы кричит:
Дурак! его прислали к одному знаменателю нас приводить, а он Чижика съел!
Взбеленился майор; полез за скворцом на березу, а скворец, не будь глуп, на другую перепорхнул. Медведь - на другую, а скворка - опять на первую. Лазил-лазил майор, мочи нет измучился. А глядя на скворца, и ворона осмелилась:
Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!
Он - за вороной, ан из-за куста заинька выпрыгнул:
Бурбон стоеросовый! Чижика съел!
Комар из-за тридевять земель прилетел:
Risum teneatis, amici! [Возможно ли не рассмеяться, друзья! (лат.), из послания Горация Пизону и его сыновьям ("Наука поэзии")] Чижика съел!
Лягушка в болоте квакнула:
Олух царя небесного! Чижика съел!
Словом сказать, и смешно, и обидно. Тычется майор то в одну, то в другую сторону, хочет насмешников переловить, и все мимо. И что больше старается, то у него глупее выходит. Не прошло и часу, как в лесу уж все, от мала до велика, знали, что Топтыгин-майор Чижика съел. Весь лес вознегодовал. Не того от нового воеводы ждали. Думали, что он дебри и болота блеском кровопролитий воспрославит, а он на-тко что сделал! И куда ни направит Михаиле Иваныч свой путь, везде по сторонам словно стон стоит: "Дурень ты, дурень! Чижика съел!"
Заметался Топтыгин, благим матом взревел. Только однажды в жизни с ним нечто подобное случилось. Выгнали его в ту пору из берлоги и напустили стаю шавок - так и впились, собачьи дети, и в уши, и в загривок, и под хвост! Вот так уж подлинно он смерть в глаза видел! Однако все-таки кой-как отбоярился: штук с десяток шавок перекалечил, а от остальных утек. А теперь и утечь некуда. Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся, а он - слушай! Филин, уж на что глупая птица, а и тот, наслышавшись от других, по ночам ухает: "Дурак! Чижика съел!"
Но что всего важнее: не только он сам унижение терпит, но видит, что и начальственный авторитет в самом своем принципе с каждым днем все больше да больше умаляется. Того гляди, и в соседние трущобы слух пройдет, и там его на смех подымут!
Удивительно, как иногда причины самые ничтожные к самым серьезным последствиям приводят. Маленькая птица Чижик, а такому, можно сказать, стервятнику репутацию навек изгадил! Покуда не съел его майор, никому и на мысль не приходило сказать, что Топтыгин дурак. Все говорили: "Ваше степенство! вы - наши отцы, мы - ваши дети!" Все знали, что сам Осел за него перед Львом предстательствует, а уж если Осел кого ценит - стало быть, он того стоит. И вот, благодаря какой-то ничтожнейшей административной ошибке, всем сразу открылось. У всех словно само собой с языка слетело: "Дурак! Чижика съел!" Все равно, как если б кто бедного крохотного гимназистика педагогическими мерами до самоубийства довел... Но нет, и это не так, потому что довести гимназистика до самоубийства - это уж не срамное злодейство, а самое настоящее, к которому, пожалуй, прислушается и История... Но... Чижик! скажите на милость! Чижик! "Этакая ведь, братцы, уморушка!" - крикнули хором воробьи, ежи и лягушки.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу стыдно); потом стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали вторить и дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары, мухи. Все болото, весь лес.
Так вот оно, общественное-то мнение что значит! - тужил Топтыгин, утирая лапой обшарпанное в кустах рыло, - а потом, пожалуй, и на скрижали Истории попадешь... с Чижиком!
А История такое большое дело, что и Топтыгин, при упоминовении об ней, задумывался. Сам по себе, он знал об ней очень смутно, но от Осла слыхал, что даже Лев ее боится: "Не хорошо, говорит, в зверином образе на скрижали попасть!" История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием. Вот если б он, для начала, стадо коров перерезал, целую деревню воровством обездолил или избу у полесовщика по бревну раскатал - ну, тогда История... а впрочем, наплевать бы тогда на Историю! Главное, Осел бы тогда ему лестное письмо написал! А теперь, смотрите-ка! - съел Чижика и тем себя воспрославил! Из-за тысячи верст прискакал, сколько прогонов и порционов извел - и первым делом Чижика съел... ах! Мальчишки на школьных скамьях будут знать! И дикий тунгуз, и сын степей калмык - все будут говорить: "Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того. Чижика съел!" Ведь у него, у майора, у самого дети в гимназию ходят! До сих пор их майорскими детьми величали, а напредки проходу им школяры не дадут, будут кричать: "Чижика съел! Чижика съел!" Сколько потребуется генеральных крозопролитиев учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!
Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний цитадель общественного благоустройства сооружает, но срамное, срамное, тысячекратно срамное то время, которое той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний срамных и малых!
Мечется Топтыгин, ночей не спит, докладов не принимает, все об одном думает: "Ах, что-то Осел об моей майорской проказе скажет!"
И вдруг, словно сон в руку, предписание от Осла: "До сведения его высокостепенства господина Льва дошло, что вы внутренних врагов не усмирили, а Чижика съели - правда ли?"
Пришлось сознаваться. Покаялся Топтыгин, написал рапорт и ждет. Разумеется, никакого иного ответа и быть не могло, кроме одного: "Дурак! Чижика съел!" Но частным образом Осел дал виноватому знать (Медведь-то ему кадочку с медом в презент при рапорте отослал): "Непременно вам нужно особливое кровопролитие учинить, дабы гнусное оное впечатление истребить..."
Коли за этим дело стало, так я еще репутацию свою поправлю! - молвил Михаиле Иваныч и сейчас же напал на стадо баранов и всех до единого перерезал. Потом бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял. Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил.
Сделавши все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения.
Однако ожидания его не сбылись.
Хотя Осел, воспользовавшись первым же случаем, подвиги Топтыгина в лучшем виде расписал, но Лев не только не наградил его, но собственнолапно на Ословом докладе сбоку нацарапал: "Не верю, штоп сей офицер храбр был; ибо это тот самый Таптыгин, который маво Любимова Чижика сиел!"
И приказал отчислить его по инфантерии.
Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал - быть бы ему теперь генералом.
II. ТОПТЫГИН 2-й
Но бывает и так, что даже блестящие злодеяния впрок не идут. Плачевный пример этому суждено было представить другому Топтыгину.
В то самое время, когда Топтыгин 1-й отличался в своей трущобе, в другую такую же трущобу послал Лев другого воеводу, тоже майора и тоже Топтыгина. Этот был умнее своего тезки и, что всего важнее, понимал, что в деле административной репутации от первого шага зависит все будущее администратора. Поэтому, еще до получения прогонных денег, он зрело обдумал свой план кампании и тогда только побежал на воеводство.
Тем не менее карьера его была еще менее продолжительна, нежели Топтыгина 1-го.
Главным образом, он рассчитывал на то, что как приедет на место, так сейчас же разорит типографию: это и Осел ему советовал. Оказалось, однако ж, что во вверенной ему трущобе ни одной типографии нет; хотя же старожилы и припоминали, что существовал некогда - вон под той сосной - казенный ручной станок, который лесные куранты [газеты (от голл. - courant)] тискал, но еще при Магницком [М.Л.Магницкий (1778-1855), попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I] этот станок был публично сожжен, а оставлено было только цензурное ведомство, которое возложило обязанность, исполнявшуюся курантами, на скворцов. Последние каждое утро, летая по лесу, разносили политические новости дня, и никто от того никаких неудобств не ощущал. Затем известно было еще, что дятел на древесной коре, не переставаючи, пишет "Историю лесной трущобы", но и эту кору, по мере начертания на ней письмен, точили и растаскивали воры-муравьи. И, таким образом, лесные мужики жили, не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее. Или, другими словами, слонялись из угла в угол, окутанные мраком времен.
Тогда майор спросил, нет ли в лесу, по крайней мере, университета или хоть академии, дабы их спалить; но оказалось, что и тут Магницкий его намерения предвосхитил: университет в полном составе поверстал в линейные батальоны, а академиков заточил в дупло, где они и поднесь в летаргическом сне пребывают. Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать ("similia similibus curantur") [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре.
Нечего делать, потужил Топтыгин 2-й, но в уныние не впал. "Коли душу у них, у мерзавцев, за неимением, погубить нельзя, - сказал он себе, - стало быть, прямо за шкуру приниматься надо!"
Сказано - сделано. Выбрал он ночку потемнее и забрался во двор к соседнему мужику. По очереди, лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется. "Постой, - говорит, - я у тебя двор по бревну раскатаю, навеки тебя с сумой по миру пущу!" И, сказавши это, полез на крышу, чтоб злодейство свое выполнить. Только не рассчитал, что матица-то гнилая была. Как только он на нее ступил, она возьми да и провались. Повис майор на воздухе; видит, что неминучее дело об землю грохнуться, а ему не хочется. Облапил обломок бревна и заревел.
Сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с топором, а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся - кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит. Взорвало мужиков.
Ишь, анафема! перед начальством выслужиться захотел, а мы через это пропадать должны! А ну-тко-то, братцы, уважим его!
Сказавши это, поставили рогатину на то самое место, где Топтыгину упасть надлежало, и уважили. Затем содрали с него шкуру, а стерво вывезли в болото, где к утру его расклевали хищные птицы.
Таким образом, явилась новая лесная практика, которая установила, что и блестящие злодейства могут иметь последствия не менее плачевные, как и злодейства срамные.
Эту вновь установившуюся практику подтвердила и лесная История, присовокупив, для вящей вразумительности, что принятое в исторических руководствах (для средних учебных заведений издаваемых) подразделение злодейств на блестящие и срамные упраздняется навсегда и что отныне всем вообще злодействам, каковы бы ни были их размеры, присвояется наименование "срамных".
По докладу о сем Осла Лев собственнолапно на одном нацарапал так: "О приговоре Истории дать знать майору Топтыгину 3-му: пускай изворачивается".
III. ТОПТЫГИН 3-й
Третий Топтыгин был умнее своих тезоименитых предшественников. "Дело-то выходит бросовое! - сказал он себе, прочитав резолюцию Льва, - мало напакостишь - поднимут на смех; много напакостишь - на рогатину поднимут... Полно, ехать ли уж?"
Спрашивал он рапортом у Осла: "Ежели-де ни большие, ни малые злодеяния совершать не разрешается, то нельзя ли хоть средние злодеяния совершать?" - но Осел ответил уклончиво: "Все-де нужные по сему предмету указания вы найдете в Лесном уставе". Заглянул он в Лесной устав, но там обо всем говорилось: и о пушной подати, и о грибной, и об ягодной, даже об шишках еловых, а о злодеяниях - молчок! И затем, на все его дальнейшие докуки и настояния. Осел отвечал с одинаковою загадочностью: "Действуйте по пристойности!"
Вот до какого мы времени дожили! - роптал Топтыгин 3-й, - чин на тебя большой накладывают, а какими злодействами его подтвердить - не указывают!
И опять мелькнуло у него в голове: "Полно, ехать ли?" - и если б не вспомнилось, какая уйма подъемных и прогонных денег для него в казначействе припасена, право, кажется, не поехал бы!
Прибыл он в трущобы на своих на двоих - очень скромно. Ни официальных приемов не назначил, ни докладных дней, а прямо юркнул в берлогу, засунул лапу в хайло и залег. Лежит и думает: "Даже с зайца шкуру содрать нельзя - и то, пожалуй, за злодейство сочтут! И кто сочтет? добро бы Лев или Осел - это бы куда ни шло! - а то мужики какие-то. Да Историю еще какую-то нашли - вот уж подлинно ис-то-ри-я!!" Хохочет Топтыгин в берлоге, про Историю вспоминаючи, а на сердце у него жутко: чует он, что сам Лев Истории боится... Как тут будешь лесную сволочь подтягивать - и ума приложить не может. Спрашивают с него много, а разбойничать не велят! В какую бы сторону он ни устремился, только что разбежится - стой, погоди! не в свое место заехал! Везде "права" завелись. Даже у белки, и у той нынче права! Дробину тебе в нос - вот какие твои права! У _них_ - права, а у него, вишь, обязанности! Да и обязанностей-то настоящих нет - просто пустое место! _Они_ - друг друга поедом едят, а он - задрать никого не смеет! На что похоже! А все Осел! Он, именно он мудрит, он эту канитель разводит! "Кто осла дивия быстра соделал? узы ему кто разрешил?" - вот об чем нужно бы ему всечасно помнить, а он об "правах" мычит! "Действуйте по пристойности!" - ах!
Долго он таким образом лапу сосал и даже настоящим образом в управление вверенной ему трущобой не вступал. Пробовал он однажды об себе "по пристойности" заявить, влез на самую высокую сосну и оттуда не своим голосом рявкнул, но и от этого пользы не вышло. Лесная сволочь, давно не видя злодейств, до того обнаглела, что, услышавши его рев, только молвила: "Чу, Мишка ревет! гляди, что лапу во сне прокусил!" С тем и отъехал Топтыгин 3-й опять в берлогу...
Но повторяю: он был медведь умный и не затем в берлогу залег, чтобы в бесплодных сетованиях изнывать, а затем, чтоб до чего-нибудь настоящего додуматься.
И додумался.
Дело в том, что, покуда он лежал, в лесу все само собой установленным порядком шло. Порядок этот, конечно, нельзя было назвать вполне "благополучным", но ведь задача воеводства совсем не в том состоит, чтобы достигать какого-то мечтательного благополучия, а в том, чтобы исстари заведенный порядок (хотя бы и неблагополучный) от повреждений оберегать и ограждать. И не в том, чтобы какие-то большие, средние или малые злодейства устраивать, а довольствоваться злодействами "натуральными". Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком "порядке" ничего благополучного нет, но так как это все-таки "порядок" - стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что "порядок" не выходит из определенных ему искони границ. Неужели и этих "натуральных" злодейств недостаточно?
В данном случае все именно так происходило. Ни разу лес не изменил той физиономии, которая ему приличествовала. И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие - победный клик. И наружные формы, и звуки, и светотени, и состав населения - все представлялось неизменным, как бы застывшим. Словом сказать, это был порядок, до такой степени установившийся и прочный, что при виде его даже самому лютому, рьяному воеводе не могла прийти в голову мысль о каких-либо увенчательных злодействах, да еще "под личною вашего степенства ответственностью".
Таким образом, перед умственным взором Топтыгина 3-го вдруг выросла целая теория неблагополучного благополучия. Выросла со всеми подробностями и даже с готовой проверкой на практике. И вспомнилось ему, как однажды, в дружеской беседе. Осел говорил:
Об каких это вы все злодействах допрашиваете? Главное в нашем ремесле - это: laissez passer, laissez faire! [позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству]] Или, по-русски выражаясь: "Дурак на дураке сидит и дураком погоняет!" Вот вам. Если вы, мой друг, станете этого правила держаться, то и злодейство само собой сделается, и все у вас будет обстоять благополучно!
Так оно именно по его и выходит. Надо только сидеть и радоваться, что дурак дурака дураком погоняет, а все остальное приложится.
Я даже не понимаю, зачем воевод посылают! ведь и без них... - слиберальничал было майор, но, вспомнив о присвоенном ему содержании, замял нескромную мысль: ничего, ничего, молчание... [цитата из "Записок сумасшедшего" Н.В.Гоголя (1835)]
С этими словами он перевернулся на другой бок и решился выходить из берлоги только для получения присвоенного содержания. И затем все пошло в лесу как по маслу. Майор спал, а мужики приносили поросят, кур, меду и даже сивухи, и складывали свои дани у входа в берлогу. В указанные часы майор просыпался, выходил из берлоги и жрал.
Таким образом пролежал Топтыгин 3-й в берлоге многие годы. И так как неблагополучные, но вожделенные лесные порядки ни разу в это время нарушены не были и так как никаких при этом злодейств, кроме "натуральных", не производилось, то и Лев не оставил его милостью. Сначала произвел в подполковники, потом в полковники и наконец...
Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин 3-й из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей.
Анализ сказки "Медведь на воеводстве" Салтыкова-Щедрина М.Е.
Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении «Медведь на воеводстве».
Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения — Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Истории» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.
Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М.Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торговля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. «Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.
Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже становится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.
В то же время на арене событий появляется новый персонаж — чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же стерегись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.
Продолжает использовать как средство сатирического обличения лексическую игру: от традиционных для сказки синтаксических конструкций («сидит себе да дивится», «Топтыгин уж тут как тут»), придающих повествованию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике («Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал», «...Ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная»), то к официально-деловой («Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная, что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...». Данный контраст подчеркивает, что на ответственных государственных постах находятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.
Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том, что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» — восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.
Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с огромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что натворил Топтыгин: «Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!» Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М.Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествования все новых и новых героев. Эго и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.
Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменней-шие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплевани-ем». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А.С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения «51 памятник себе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».
Параллельно с этим М.Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать — все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопролития ценит.
Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: загладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным злодеянием.
В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисующие типичную картину расправы над российской демократической печатью («забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с демократической печатью). Едко звучат финальные строки первой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал — быть бы ему теперь генералом».
Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М.Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М.Л. Магницком (М.Л. Магницкий (1778-1855) — попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся — кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.
Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благополучного нет, но так как это все-таки «порядок» — стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что «порядок» не выходит из определенных ему искони границ».
Политика социальных контрастов воплощена у М.Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других — победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле — это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.
Для справки
Что такое «фантастика», «пародия», «ирония», «сарказм», «литота», «сатира», «эзопов язык» или «эзопова речь»? В описании литератутных произведений часто используются специфические термины указывающие на характер произведения. Вот эти термины и их значение:Фантастика - несуществующее в действительности, выдуманное. Преувеличивая или преуменьшая, выдумывая неожиданное сочетание деталей, сатирик выявляет скрытые в обыденной жизни пороки и делает их в то же время смешными.
Пародия (от греч. parodia - перепев, противопеснь) - произведение, подражающее другому произведению, автору или течению с целью их осмеяния. Пародия состоит в «передразнивании», «переворачивании» оригинала, сведении его «высокого», серьезного образного языка в низкий смешной план.
Ирония (от греч. eironeia- притворство, насмешка) - отрицательная оценка предмета или явления через его осмеяние. Комический эффект в ироническом высказывании достигается тем, что истинный смысл события замаскирован. При иронии высказывается прямо противоположное тому, что подразумевается.
Сарказм (от греч. sarkasmas- издевательство) - едкая язвительная насмешка, с откровенно обличительным, сатирическим смыслом. Сарказм - разновидность иронии. В сарказме – крайняя степень эмоционального отношения, высокий пафос отрицания, переходящий в негодование.
Аллегория (от др.-греч. ἀλληγορία — иносказание) — художественное сравнение идей (понятий) посредством конкретного художественного образа или диалога.
Литота (от греч. litotes- простота) - это образное выражение, оборот, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета или явления.
Сатира (лат. satira) — резкое проявление комического в искусстве, представляющее собой поэтическое унизительное обличение явлений при помощи различных комических средств: сарказма, иронии, гиперболы, гротеска, аллегории, пародии и др.
Гипербола (из древнегреческого: «переход; чрезмерность, избыток; преувеличение») — стилистическая фигура явного и намеренного преувеличения, с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанной мысли. Например: «я говорил это тысячу раз» или «нам еды на полгода хватит».
Гротеск (фр. grotesque, буквально — «причудливый», «комичный»; итал. grottesco — «причудливый», итал. grotta — «грот», «пещера») — вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, гиперболы и алогизма.
Эзопов язык - вынужденное иносказание, художественная речь, насыщенная недомолвками и ироническими насмешками. Выражение восходит к легендарному образу древнегреческого поэта VI века до н. э. Эзопа, создателя жанра басни. Раб по происхождению, Эзоп, чтобы говорить правду о современниках, вынужден был прибегать к аллегорическим образам животных, птиц. Эзопова речь - своеобразная форма сатирической речи. Это целая система обманных сатирических приемов, призванных выразить художественно-публицистическую мысль не прямо, а иносказательно.
Пародия
(от др.-греч. παρά «возле, кроме, против» и др.-греч. ᾠδή «песня») — произведение искусства, имеющее целью создание у читателя (зрителя, слушателя) комического эффекта за счёт намеренного повторения уникальных черт уже известного произведения, в специально изменённой форме. Говоря иначе, пародия — это «произведение-насмешка» по мотивам уже существующего известного произведения.
Сказка «Медведь на воеводстве
» раскрывает гнилость основ самодержавного строя. Топтыгины из этой сказки посланы львом на воеводство. Их слабоумие не позволяет им совершать более или менее благопристойные поступки в отношении подданных. Целью своего правления они ставили как можно больше совершать "кровопролитий". Гнев народа решил их участь - они были убиты восставшими. Идеи революционного переустройства государства мало привлекали писателя. Здесь смысл несколько иной: даже самому кроткому терпению приходит конец, а самодурство правителей, не "обременённых" умом и прозорливостью, так или иначе однажды сработает против них самих, что и произошло.
Политический смысл сказки был понятен современникам писателя. Сказка была написана спустя три года после убийства Александра II. По требованию цензуры произведение Щедрина было изъято из журнала «Отечественные записки» . Сказка была под запретом до 1906 года. Предполагают, что в образах сказки современники угадывали черты правительства:
Лев - Александр III,
Осел - 1-й советник Победоносцев,
Топтыгин I и Топтыгин II - граф Д. Толстой и министр внутренних дел Игнатьев.
"Медведь на воеводстве" - Аудио сказка
Медведь на воеводстве. Сказка.
Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в
Качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы.
I. ТОПТЫГИН 1-й
Топтыгин 1-й отлично это понимал. Был он старый служака-зверь, умел берлоги строить и деревья с корнями выворачивать; следовательно, до некоторой степени и инженерное искусство знал. Но самое драгоценное качество его заключалось в том, что он во что бы то ни стало на скрижали Истории попасть желал, и ради этого всему на свете предпочитал блеск кровопролитий. Так что об чем бы с ним ни заговорили: об торговле ли, о промышленности ли, об науках ли - он все на одно поворачивал: "Кровопролитиев... кровопролитиев... вот чего нужно!"
За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальний лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять.
Узнала лесная челядь, что майор к ним в лес едет, и задумалась. Такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил. Звери - рыскали, птицы - летали, насекомые - ползали; а в ногу никто маршировать не хотел. Понимали мужики, что их за это не похвалят, но сами собой остепениться уж не могли. "Вот ужо приедет майор, - говорили они, - засыплет он нам - тогда мы и узнаем, как Кузькину тещу зовут!"
И точно: не успели мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут. Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый Михайлов день, и сейчас же решил: "Быть назавтра кровопролитию". Что заставило его принять такое решение - неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина.
И непременно бы он свой план выполнил, если бы лукавый его не попутал.
Дело в том, что, в ожидании кровопролития, задумал Топтыгин именины свои отпраздновать. Купил ведро водки и напился в одиночку пьян. А так как берлоги он для себя еще не выстроил, то пришлось ему, пьяному, среди полянки спать лечь. Улегся и захрапел, а под утро, как на грех, случилось мимо той полянки лететь Чижику. Особенный это был Чижик, умный: и ведерко таскать умел, и спеть, по нужде, за канарейку мог. Все птицы, глядя на него, радовались, говорили: "Увидите, что наш Чижик со временем поноску носить будет!" Даже до Льва об его уме слух дошел, и не раз он Ослу говаривал (Осел в ту пору у него в советах за мудреца слыл): "Хоть одним бы ухом послушал, как Чижик у меня в когтях петь будет!"
Но как ни умен был Чижик, а тут не догадался. Думал, что гнилой чурбан на поляне валяется, сел на медведя и запел. А у Топтыгина сон тонок. Чует он, что по туше у него кто-то прыгает, и думает: "Беспременно это должен быть внутренний супостат!"
Кто там бездельным обычаем по воеводской туше прыгает? - рявкнул он, наконец.
Улететь бы Чижику надо, а он и тут не догадался. Сидит себе да дивится: чурбан заговорил! Ну, натурально, майор не стерпел: сгреб грубияна в лапу, да, не рассмотревши с похмелья, взял и съел.
Съесть-то съел, да съевши спохватился: "Что такое я съел? И какой же это супостат, от которого даже на зубах ничего не осталось?" Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал. Съел - только и всего. И никаким родом этого глупого дела поправить нельзя. Потому что, ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная.
Зачем я его съел? - допрашивал сам себя Топтыгин, - меня Лев, посылаючи сюда, предупреждал: "Делай знатные дела, от бездельных же стерегись!" - а я, с первого же шага, чижей глотать вздумал! Ну, да ничего! первый блин всегда комом! Хорошо, что, по раннему времени, никто дурачества моего не видал.
Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная. Что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...
И точно, не успел он успокоиться на мысли, что никто его дурачества не видел, как слышит, что скворка ему с соседней березы кричит:
Дурак! его прислали к одному знаменателю нас приводить, а он Чижика съел!
Взбеленился майор; полез за скворцом на березу, а скворец, не будь глуп, на другую перепорхнул. Медведь - на другую, а скворка - опять на первую. Лазил-лазил майор, мочи нет измучился. А глядя на скворца, и ворона осмелилась:
Вот так скотина! добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он Чижика съел!
Он - за вороной, ан из-за куста заинька выпрыгнул:
Бурбон стоеросовый! Чижика съел!
Комар из-за тридевять земель прилетел:
Risum teneatis, amici! [Возможно ли не рассмеяться, друзья! (лат.), из послания Горация Пизону и его сыновьям ("Наука поэзии")] Чижика съел!
Лягушка в болоте квакнула:
Олух царя небесного! Чижика съел!
Словом сказать, и смешно, и обидно. Тычется майор то в одну, то в другую сторону, хочет насмешников переловить, и все мимо. И что больше старается, то у него глупее выходит. Не прошло и часу, как в лесу уж все, от мала до велика, знали, что Топтыгин-майор Чижика съел. Весь лес вознегодовал. Не того от нового воеводы ждали. Думали, что он дебри и болота блеском кровопролитий воспрославит, а он на-тко что сделал! И куда ни направит Михаиле Иваныч свой путь, везде по сторонам словно стон стоит: "Дурень ты, дурень! Чижика съел!"
Заметался Топтыгин, благим матом взревел. Только однажды в жизни с ним нечто подобное случилось. Выгнали его в ту пору из берлоги и напустили стаю шавок - так и впились, собачьи дети, и в уши, и в загривок, и под хвост! Вот так уж подлинно он смерть в глаза видел! Однако все-таки кой-как отбоярился: штук с десяток шавок перекалечил, а от остальных утек. А теперь и утечь некуда. Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся, а он - слушай! Филин, уж на что глупая птица, а и тот, наслышавшись от других, по ночам ухает: "Дурак! Чижика съел!"
Но что всего важнее: не только он сам унижение терпит, но видит, что и начальственный авторитет в самом своем принципе с каждым днем все больше да больше умаляется. Того гляди, и в соседние трущобы слух пройдет, и там его на смех подымут!
Удивительно, как иногда причины самые ничтожные к самым серьезным последствиям приводят. Маленькая птица Чижик, а такому, можно сказать, стервятнику репутацию навек изгадил! Покуда не съел его майор, никому и на мысль не приходило сказать, что Топтыгин дурак. Все говорили: "Ваше степенство! вы - наши отцы, мы - ваши дети!" Все знали, что сам Осел за него перед Львом предстательствует, а уж если Осел кого ценит - стало быть, он того стоит. И вот, благодаря какой-то ничтожнейшей административной ошибке, всем сразу открылось. У всех словно само собой с языка слетело: "Дурак! Чижика съел!" Все равно, как если б кто бедного крохотного гимназистика педагогическими мерами до самоубийства довел... Но нет, и это не так, потому что довести гимназистика до самоубийства - это уж не срамное злодейство, а самое настоящее, к которому, пожалуй, прислушается и История... Но... Чижик! скажите на милость! Чижик! "Этакая ведь, братцы, уморушка!" - крикнули хором воробьи, ежи и лягушки.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу стыдно); потом стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали вторить и дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары, мухи. Все болото, весь лес.
Так вот оно, общественное-то мнение что значит! - тужил Топтыгин, утирая лапой обшарпанное в кустах рыло, - а потом, пожалуй, и на скрижали Истории попадешь... с Чижиком!
А История такое большое дело, что и Топтыгин, при упоминовении об ней, задумывался. Сам по себе, он знал об ней очень смутно, но от Осла слыхал, что даже Лев ее боится: "Не хорошо, говорит, в зверином образе на скрижали попасть!" История только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием. Вот если б он, для начала, стадо коров перерезал, целую деревню воровством обездолил или избу у полесовщика по бревну раскатал - ну, тогда История... а впрочем, наплевать бы тогда на Историю! Главное, Осел бы тогда ему лестное письмо написал! А теперь, смотрите-ка! - съел Чижика и тем себя воспрославил! Из-за тысячи верст прискакал, сколько прогонов и порционов извел - и первым делом Чижика съел... ах! Мальчишки на школьных скамьях будут знать! И дикий тунгуз, и сын степей калмык - все будут говорить: "Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того. Чижика съел!" Ведь у него, у майора, у самого дети в гимназию ходят! До сих пор их майорскими детьми величали, а напредки проходу им школяры не дадут, будут кричать: "Чижика съел! Чижика съел!" Сколько потребуется генеральных крозопролитиев учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!
Проклятое то время, которое с помощью крупных злодеяний цитадель общественного благоустройства сооружает, но срамное, срамное, тысячекратно срамное то время, которое той же цели мнит достигнуть с помощью злодеяний срамных и малых!
Мечется Топтыгин, ночей не спит, докладов не принимает, все об одном думает: "Ах, что-то Осел об моей майорской проказе скажет!"
И вдруг, словно сон в руку, предписание от Осла: "До сведения его высокостепенства господина Льва дошло, что вы внутренних врагов не усмирили, а Чижика съели - правда ли?"
Пришлось сознаваться. Покаялся Топтыгин, написал рапорт и ждет. Разумеется, никакого иного ответа и быть не могло, кроме одного: "Дурак! Чижика съел!" Но частным образом Осел дал виноватому знать (Медведь-то ему кадочку с медом в презент при рапорте отослал): "Непременно вам нужно особливое кровопролитие учинить, дабы гнусное оное впечатление истребить..."
Коли за этим дело стало, так я еще репутацию свою поправлю! - молвил Михаиле Иваныч и сейчас же напал на стадо баранов и всех до единого перерезал. Потом бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял. Потом стал корни и нити разыскивать, да кстати целый лес основ выворотил. Наконец забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил.
Сделавши все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения.
Однако ожидания его не сбылись.
Хотя Осел, воспользовавшись первым же случаем, подвиги Топтыгина в лучшем виде расписал, но Лев не только не наградил его, но собственнолапно на Ословом докладе сбоку нацарапал: "Не верю, штоп сей офицер храбр был; ибо это тот самый Таптыгин, который маво Любимова Чижика сиел!"
И приказал отчислить его по инфантерии.
Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал - быть бы ему теперь генералом.
II. ТОПТЫГИН 2-й
Но бывает и так, что даже блестящие злодеяния впрок не идут. Плачевный пример этому суждено было представить другому Топтыгину.
В то самое время, когда Топтыгин 1-й отличался в своей трущобе, в другую такую же трущобу послал Лев другого воеводу, тоже майора и тоже Топтыгина. Этот был умнее своего тезки и, что всего важнее, понимал, что в деле административной репутации от первого шага зависит все будущее администратора. Поэтому, еще до получения прогонных денег, он зрело обдумал свой план кампании и тогда только побежал на воеводство.
Тем не менее карьера его была еще менее продолжительна, нежели Топтыгина 1-го.
Главным образом, он рассчитывал на то, что как приедет на место, так сейчас же разорит типографию: это и Осел ему советовал. Оказалось, однако ж, что во вверенной ему трущобе ни одной типографии нет; хотя же старожилы и припоминали, что существовал некогда - вон под той сосной - казенный ручной станок, который лесные куранты [газеты (от голл. - courant)] тискал, но еще при Магницком [М.Л.Магницкий (1778-1855), попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I] этот станок был публично сожжен, а оставлено было только цензурное ведомство, которое возложило обязанность, исполнявшуюся курантами, на скворцов. Последние каждое утро, летая по лесу, разносили политические новости дня, и никто от того никаких неудобств не ощущал. Затем известно было еще, что дятел на древесной коре, не переставаючи, пишет "Историю лесной трущобы", но и эту кору, по мере начертания на ней письмен, точили и растаскивали воры-муравьи. И, таким образом, лесные мужики жили, не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее. Или, другими словами, слонялись из угла в угол, окутанные мраком времен.
Тогда майор спросил, нет ли в лесу, по крайней мере, университета или хоть академии, дабы их спалить; но оказалось, что и тут Магницкий его намерения предвосхитил: университет в полном составе поверстал в линейные батальоны, а академиков заточил в дупло, где они и поднесь в летаргическом сне пребывают. Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать ("similia similibus curantur") [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре.
Нечего делать, потужил Топтыгин 2-й, но в уныние не впал. "Коли душу у них, у мерзавцев, за неимением, погубить нельзя, - сказал он себе, - стало быть, прямо за шкуру приниматься надо!"
Сказано - сделано. Выбрал он ночку потемнее и забрался во двор к соседнему мужику. По очереди, лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется. "Постой, - говорит, - я у тебя двор по бревну раскатаю, навеки тебя с сумой по миру пущу!" И, сказавши это, полез на крышу, чтоб злодейство свое выполнить. Только не рассчитал, что матица-то гнилая была. Как только он на нее ступил, она возьми да и провались. Повис майор на воздухе; видит, что неминучее дело об землю грохнуться, а ему не хочется. Облапил обломок бревна и заревел.
Сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с топором, а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся - кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит. Взорвало мужиков.
Ишь, анафема! перед начальством выслужиться захотел, а мы через это пропадать должны! А ну-тко-то, братцы, уважим его!
Сказавши это, поставили рогатину на то самое место, где Топтыгину упасть надлежало, и уважили. Затем содрали с него шкуру, а стерво вывезли в болото, где к утру его расклевали хищные птицы.
Таким образом, явилась новая лесная практика, которая установила, что и блестящие злодейства могут иметь последствия не менее плачевные, как и злодейства срамные.
Эту вновь установившуюся практику подтвердила и лесная История, присовокупив, для вящей вразумительности, что принятое в исторических руководствах (для средних учебных заведений издаваемых) подразделение злодейств на блестящие и срамные упраздняется навсегда и что отныне всем вообще злодействам, каковы бы ни были их размеры, присвояется наименование "срамных".
По докладу о сем Осла Лев собственнолапно на одном нацарапал так: "О приговоре Истории дать знать майору Топтыгину 3-му: пускай изворачивается".
III. ТОПТЫГИН 3-й
Третий Топтыгин был умнее своих тезоименитых предшественников. "Дело-то выходит бросовое! - сказал он себе, прочитав резолюцию Льва, - мало напакостишь - поднимут на смех; много напакостишь - на рогатину поднимут... Полно, ехать ли уж?"
Спрашивал он рапортом у Осла: "Ежели-де ни большие, ни малые злодеяния совершать не разрешается, то нельзя ли хоть средние злодеяния совершать?" - но Осел ответил уклончиво: "Все-де нужные по сему предмету указания вы найдете в Лесном уставе". Заглянул он в Лесной устав, но там обо всем говорилось: и о пушной подати, и о грибной, и об ягодной, даже об шишках еловых, а о злодеяниях - молчок! И затем, на все его дальнейшие докуки и настояния. Осел отвечал с одинаковою загадочностью: "Действуйте по пристойности!"
Вот до какого мы времени дожили! - роптал Топтыгин 3-й, - чин на тебя большой накладывают, а какими злодействами его подтвердить - не указывают!
И опять мелькнуло у него в голове: "Полно, ехать ли?" - и если б не вспомнилось, какая уйма подъемных и прогонных денег для него в казначействе припасена, право, кажется, не поехал бы!
Прибыл он в трущобы на своих на двоих - очень скромно. Ни официальных приемов не назначил, ни докладных дней, а прямо юркнул в берлогу, засунул лапу в хайло и залег. Лежит и думает: "Даже с зайца шкуру содрать нельзя - и то, пожалуй, за злодейство сочтут! И кто сочтет? добро бы Лев или Осел - это бы куда ни шло! - а то мужики какие-то. Да Историю еще какую-то нашли - вот уж подлинно ис-то-ри-я!!" Хохочет Топтыгин в берлоге, про Историю вспоминаючи, а на сердце у него жутко: чует он, что сам Лев Истории боится... Как тут будешь лесную сволочь подтягивать - и ума приложить не может. Спрашивают с него много, а разбойничать не велят! В какую бы сторону он ни устремился, только что разбежится - стой, погоди! не в свое место заехал! Везде "права" завелись. Даже у белки, и у той нынче права! Дробину тебе в нос - вот какие твои права! У _них_ - права, а у него, вишь, обязанности! Да и обязанностей-то настоящих нет - просто пустое место! _Они_ - друг друга поедом едят, а он - задрать никого не смеет! На что похоже! А все Осел! Он, именно он мудрит, он эту канитель разводит! "Кто осла дивия быстра соделал? узы ему кто разрешил?" - вот об чем нужно бы ему всечасно помнить, а он об "правах" мычит! "Действуйте по пристойности!" - ах!
Долго он таким образом лапу сосал и даже настоящим образом в управление вверенной ему трущобой не вступал. Пробовал он однажды об себе "по пристойности" заявить, влез на самую высокую сосну и оттуда не своим голосом рявкнул, но и от этого пользы не вышло. Лесная сволочь, давно не видя злодейств, до того обнаглела, что, услышавши его рев, только молвила: "Чу, Мишка ревет! гляди, что лапу во сне прокусил!" С тем и отъехал Топтыгин 3-й опять в берлогу...
Но повторяю: он был медведь умный и не затем в берлогу залег, чтобы в бесплодных сетованиях изнывать, а затем, чтоб до чего-нибудь настоящего додуматься.
И додумался.
Дело в том, что, покуда он лежал, в лесу все само собой установленным порядком шло. Порядок этот, конечно, нельзя было назвать вполне "благополучным", но ведь задача воеводства совсем не в том состоит, чтобы достигать какого-то мечтательного благополучия, а в том, чтобы исстари заведенный порядок (хотя бы и неблагополучный) от повреждений оберегать и ограждать. И не в том, чтобы какие-то большие, средние или малые злодейства устраивать, а довольствоваться злодействами "натуральными". Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком "порядке" ничего благополучного нет, но так как это все-таки "порядок" - стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что "порядок" не выходит из определенных ему искони границ. Неужели и этих "натуральных" злодейств недостаточно?
В данном случае все именно так происходило. Ни разу лес не изменил той физиономии, которая ему приличествовала. И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие - победный клик. И наружные формы, и звуки, и светотени, и состав населения - все представлялось неизменным, как бы застывшим. Словом сказать, это был порядок, до такой степени установившийся и прочный, что при виде его даже самому лютому, рьяному воеводе не могла прийти в голову мысль о каких-либо увенчательных злодействах, да еще "под личною вашего степенства ответственностью".
Таким образом, перед умственным взором Топтыгина 3-го вдруг выросла целая теория неблагополучного благополучия. Выросла со всеми подробностями и даже с готовой проверкой на практике. И вспомнилось ему, как однажды, в дружеской беседе. Осел говорил:
Об каких это вы все злодействах допрашиваете? Главное в нашем ремесле - это: laissez passer, laissez faire! [позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству]] Или, по-русски выражаясь: "Дурак на дураке сидит и дураком погоняет!" Вот вам. Если вы, мой друг, станете этого правила держаться, то и злодейство само собой сделается, и все у вас будет обстоять благополучно!
Так оно именно по его и выходит. Надо только сидеть и радоваться, что дурак дурака дураком погоняет, а все остальное приложится.
Я даже не понимаю, зачем воевод посылают! ведь и без них... - слиберальничал было майор, но, вспомнив о присвоенном ему содержании, замял нескромную мысль: ничего, ничего, молчание... [цитата из "Записок сумасшедшего" Н.В.Гоголя (1835)]
С этими словами он перевернулся на другой бок и решился выходить из берлоги только для получения присвоенного содержания. И затем все пошло в лесу как по маслу. Майор спал, а мужики приносили поросят, кур, меду и даже сивухи, и складывали свои дани у входа в берлогу. В указанные часы майор просыпался, выходил из берлоги и жрал.
Таким образом пролежал Топтыгин 3-й в берлоге многие годы. И так как неблагополучные, но вожделенные лесные порядки ни разу в это время нарушены не были и так как никаких при этом злодейств, кроме "натуральных", не производилось, то и Лев не оставил его милостью. Сначала произвел в подполковники, потом в полковники и наконец...
Но тут явились в трущобу мужики-лукаши, и вышел Топтыгин 3-й из берлоги в поле. И постигла его участь всех пушных зверей.
Анализ сказки "Медведь на воеводстве" Салтыкова-Щедрина М.Е.
Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении «Медведь на воеводстве».
Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения — Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть «на скрижали Истории» и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.
Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М.Е. Салтыков-Щедрин отмечает: «За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять». Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: «майорский чин», «торговля», «промышленность», «челядь», «вольница». Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. «Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали; а в ногу никто маршировать не хотел». Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.
Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже становится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.
В то же время на арене событий появляется новый персонаж — чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки («Первый блин всегда комом») и крылатые фразы («Делай знатные дела, от бездельных же стерегись») привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.
М.Е. Салтыков-Щедрин продолжает использовать как средство сатирического обличения лексическую игру: от традиционных для сказки синтаксических конструкций («сидит себе да дивится», «Топтыгин уж тут как тут»), придающих повествованию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике («Думал-думал, но ничего, скотина, не выдумал», «...Ежели даже самую невинную птицу сожрать, то и она точно так же в майорском брюхе сгниет, как и самая преступная»), то к официально-деловой («Увы! не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая-то ошибка и есть самая фатальная, что, давши с самого начала административному бегу направление вкось, оно впоследствии все больше и больше будет отдалять его от прямой линии...». Данный контраст подчеркивает, что на ответственных государственных постах находятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.
Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том, что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. «Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!» — восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.
Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с огромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что натворил Топтыгин: «Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!» Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М.Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествования все новых и новых героев. Эго и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.
Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что «история только отменней-шие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплевани-ем». В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А.С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: «И дикий тунгуз, и сын степей калмык — все будут говорить: «Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!» В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения «51 памятник себе воздвиг нерукотворный...»: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык».
Параллельно с этим М.Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать — все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: «Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!» Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только «отменнейшие» кровопролития ценит.
Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: загладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным злодеянием.
В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов (стадо баранов перерезал, бабу в малиннике поймал и лукошко с малиной отнял, и жестокие реалии эпохи, рисующие типичную картину расправы над российской демократической печатью («забрался ночью в типографию, станки разбил, шрифт смешал, а произведения ума человеческого в отхожую яму свалил»). Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом (чижом) до масштабной реакционной политики (борьбы с демократической печатью). Едко звучат финальные строки первой части сказки: «Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал — быть бы ему теперь генералом».
Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М.Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, «не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее». Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М.Л. Магницком (М.Л. Магницкий (1778-1855) — попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: «Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать («similia similibus curantur») [клин клином вышибают (лат.)], но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре». Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: «сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с..., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся — кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит». Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.
Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает «пустое место». Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: «Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком «порядке» ничего благополучного нет, но так как это все-таки «порядок» — стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что «порядок» не выходит из определенных ему искони границ».
Политика социальных контрастов воплощена у М.Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других — победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М.Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: «Главное в нашем ремесле — это: laisser passer, laisser faire! (позволять, не мешать! (фр.), предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: «Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)». Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М.Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.
Для справки
Что такое «фантастика», «пародия», «ирония», «сарказм», «литота», «сатира», «эзопов язык» или «эзопова речь»? В описании литератутных произведений часто используются специфические термины указывающие на характер произведения. Вот эти термины и их значение:Фантастика - несуществующее в действительности, выдуманное. Преувеличивая или преуменьшая, выдумывая неожиданное сочетание деталей, сатирик выявляет скрытые в обыденной жизни пороки и делает их в то же время смешными.
Пародия (от греч. parodia - перепев, противопеснь) - произведение, подражающее другому произведению, автору или течению с целью их осмеяния. Пародия состоит в «передразнивании», «переворачивании» оригинала, сведении его «высокого», серьезного образного языка в низкий смешной план.
Ирония (от греч. eironeia- притворство, насмешка) - отрицательная оценка предмета или явления через его осмеяние. Комический эффект в ироническом высказывании достигается тем, что истинный смысл события замаскирован. При иронии высказывается прямо противоположное тому, что подразумевается.
Сарказм (от греч. sarkasmas- издевательство) - едкая язвительная насмешка, с откровенно обличительным, сатирическим смыслом. Сарказм - разновидность иронии. В сарказме – крайняя степень эмоционального отношения, высокий пафос отрицания, переходящий в негодование.
Аллегория (от др.-греч. ἀλληγορία — иносказание) — художественное сравнение идей (понятий) посредством конкретного художественного образа или диалога.
Литота (от греч. litotes- простота) - это образное выражение, оборот, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета или явления.
Сатира (лат. satira) — резкое проявление комического в искусстве, представляющее собой поэтическое унизительное обличение явлений при помощи различных комических средств: сарказма, иронии, гиперболы, гротеска, аллегории, пародии и др.
Гипербола (из древнегреческого: «переход; чрезмерность, избыток; преувеличение») — стилистическая фигура явного и намеренного преувеличения, с целью усиления выразительности и подчёркивания сказанной мысли. Например: «я говорил это тысячу раз» или «нам еды на полгода хватит».
Гротеск (фр. grotesque, буквально — «причудливый», «комичный»; итал. grottesco — «причудливый», итал. grotta — «грот», «пещера») — вид художественной о́бразности, комически или трагикомически обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, гиперболы и алогизма.
Эзопов язык - вынужденное иносказание, художественная речь, насыщенная недомолвками и ироническими насмешками. Выражение восходит к легендарному образу древнегреческого поэта VI века до н. э. Эзопа, создателя жанра басни. Раб по происхождению, Эзоп, чтобы говорить правду о современниках, вынужден был прибегать к аллегорическим образам животных, птиц. Эзопова речь - своеобразная форма сатирической речи. Это целая система обманных сатирических приемов, призванных выразить художественно-публицистическую мысль не прямо, а иносказательно.
Пародия
(от др.-греч. παρά «возле, кроме, против» и др.-греч. ᾠδή «песня») — произведение искусства, имеющее целью создание у читателя (зрителя, слушателя) комического эффекта за счёт намеренного повторения уникальных черт уже известного произведения, в специально изменённой форме. Говоря иначе, пародия — это «произведение-насмешка» по мотивам уже существующего известного произведения.
Разделы: Литература
Цели урока:
- расширить понятия юмора и сатиры, учиться видеть их в тексте художественного произведения;
- вспомнить особенности жанра сказок, их виды;
- выяснить особенности сказок Салтыкова-Щедрина;
- определить, что является источником сатиры писателя, его гражданскую позицию;
- воспитывать чувство гражданственности на основе изучения сказки С-Щ “Медведь на воеводстве” и жизненных принципов писателя-сатирика.
Домашнее задание к уроку:
- Вспомнить особенности жанра русской народной сказки, её отличия от литературной; привести примеры сказок.
- Повторить понятия юмора и сатиры, художественные приёмы, вспомнить изученные юмористические и сатирические произведения.
- Прочитать сказку С-Щедрина “Медведь на воеводстве”, определить её тему, идею, систему образов.
- Нарисовать иллюстрации к сказке (по желанию).
Наглядный материал к уроку:
- Стенд “Иллюстрации к сказкам С-Щедрина”.
- Портреты Салтыкова-Щедрина.
- Иллюстрации учащихся к сказкам.
- Схема “Виды комического”.
- Опорные теоретические понятия.
- Эпиграф к уроку.
“Сказка – ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок”.
А.С.Пушкин“Хотелось бы продолжить смеяться,да нет, нельзя; даже сделается жутко...”
Жемчужников
Ход урока
1. Вступительное слово учителя о целях и задачах урока.
Задача урока – понять на основе анализа сказки С-Щ “Медведь на воеводстве”, что лежит в основе сокрушительной сатиры писателя, учиться анализировать сатирические произведения, вспомнив основные теоретические понятия, связанные с анализом сказки С-Щ и сатирического произведения вообще.. Кроме того, мы попробуем хотя бы приблизиться к тому пониманию гражданственности и патриотизма, который был у великого писателя-сатирика. Обычно замечается то, что вызывает смех, а не то, что придаёт ему целительное значение. Поэтому нам необходимо научиться видеть не только те уродства и пороки, которые обличает сатирик, но и тот идеал, с высоты которого он произносит свой приговор, то будущее, о котором он мечтал и стремился его приблизить. Пожалуй, лучше всего это сделать на основе анализа сказок С-Щ., ведь этот жанр знаком нам с детства, кажется более доступным.
2. Работа по теме урока.
1) Понятие сказки как жанра, типы народных сказок.
– Что такое сказка? (о/в на 1 эпиграф к уроку).
– Какие виды сказок вы знаете? Приведите примеры. (О животных – “Теремок”, “Лиса и журавль”; волшебные – “Кот в сапогах”, “Ковёр-самолёт”; социально-бытовые – “Мужик и медведь”, “Сказка о попе и его работнике Балде”.
– Кого из писателей, работавших в жанре сказок, вы знаете? Назовите литературные сказки, которые вам больше всего запомнились?
2) Закономерность обращения С-Щедрина к жанру сказки.
– Как вы думаете, что заставило писателя-сатирика обратиться к детскому жанру сказки?
Сказки С-Щ писал для “детей изрядного возраста”, то есть, для взрослых, которые нуждаются в сказках, которым этот жанр литературы наиболее привычен, понятен, которые нуждаются в воспитании, им нужно открыть глаза на мир- это простой народ. Кроме того, обращение к детскому литературному жанру объяснялось желанием С-Щ. притупить бдительность цензуры на столь сатирические произведения. Хотя цензоры не были так уж наивны. Например, цензор Лебедев прямо отмечал: “Намерения г. Щедрина издать некоторые свои сказки отдельными брошюрами, стоящими недороже 3-х копеек, а следовательно для простого народа, более чем странно. То, что г. Щедрин называет сказками, вовсе не отвечает своему названию; его сказки – та же сатира, и сатира едкая, тенденциозная, более или менее направленная против общественного и политического устройства.” Мнение Лебедева совпадает с мнением о сказках С-Щ. Жемчужникова (см. 2-й эпиграф).
Форма сказок отвечает запросам писателя, так как она доступна неискушённому читателю и сказке искони присущи дидактизм и сатирическая направленность, то есть сама природа жанра отвечает художественным запросам Салтыкова-Щедрина.
Надо отметить, что сказки С.-Щ. не всегда относятся к традиционным сатирическим жанрам, хотя жанровые формы их разнообразны: сказка, сатирическая история, сатира в прозе, очерк, рассказ, сцена, письмо, летопись, но все они “ замешаны” на комической “закваске”, во всех звучит смех с бесконечным разнообразием оттенков- от сочувствия до презрения.
Смех всегда казался “градоначальникам” всех рангов самым тяжёлым злоумышлением и злодеянием. Видимо, поэтому ни один из русских писателей не подвергался таким гонениям, как С-Щедрин. Перечисляя недуги, от которых он страдал, великий сатирик однажды назвал среди них “цензурные сердцебиения”.
3) Закрепление понятия “Эзоповский язык.
О себе Салтыков-Щедрин говорил так: “Я – Эзоп и воспитанник цензорного ведомства”.
– Кто такой Эзоп? (Эзоп – древнегреческий баснописец 6 в. до н. э., создатель басен с мудрой иронией).
Чтобы обойти цензурные препятствия, С-Щ. создал особый язык, особую манеру письма. Язык он называет “эзоповским”, а манеру “ рабьей”, так как рождается она в обществе, где нет свободы слова, где честные люди, по выражению Герцена, жили “с кляпом во рту”.
– Что такое эзоповский язык?
(Эзоповский язык – это аллегорический, иносказательный способ выражения художественной мысли. Это язык нарочито затемнённый, полный недомолвок и намёков.) Но читатель-друг легко понимал и усваивал эти зашифрованные понятия. (Например, выражения “бараний рог”, “ежовые рукавицы”, “куда Макар телят не гонял”, “человек лебеды” говорят об арестах, ссылках без суда и следствия за свободомыслие, о крестьянине, который питается лебедой.)
Сам С-Щ. замечал, что “эзоповский язык не безвыгоден”, так как изобретая иносказания, меткие метафоры, писатель кратко и выразительно раскрывает сущность осуждаемых им явлений и они прочно врезаются в память читателя”. Например: “Пенкосниматель” – ловкий писатель, работающий для выгоды “Помпадуры” – чиновники, которые пользуются благоволением начальства (“помпа – показная пышность + “дурь”). Эти слова-образы прочно вошли и в наш обиход.
4) Сравнение сказок С-Щедрина с народными сказками.
– Какие сказки С-Щ прочитали? Что они высмеивают?
– В чём сходство этих сказок с народными? (Народный язык, герой – мужик, обладающий робкостью, смекалкой, трудолюбием.)
– Какие черты характеров символизируют образы животных? Совпадают ли они в народных сказках и сказках С-Щ.?
– Есть ли какие различия в этих сказках? В чём они? (Народные оканчиваются обычно победой мужика, а у С-Щ. концовка благополучна для барина. Автор показывает противоречие между возможностями народа и его рабской покорностью.)
5) Особенности сказок С-Щедрина.
(Запись в тетради).
– Сочетается наивная фантастика с правдивым изображением современной писателю действительностью.
– Иносказательный, эзоповский язык.
– Крайнее преувеличение черт, присущих героям - гиперболизация черт характеров героев.
– Сочетание обличения с указанием идеала.
– Сплав комического и сатирического.
6) Повторение понятий комического, сатирического и юмористического, иронического и саркастического.
– Как вы понимаете, что такое комическое в художественной литературе?
– Что такое сатира? Чем она отличается от юмора?
– Что такое ирония и сарказм? Чем они отличаются друг от друга? (Обобщающий материал записывается в тетради.)
Комическое в искусстве понимается как выявление и осмеяние жизненных несообразностей, разладов, абсурдных ситуаций. Эта форма оценки с высоты идеалов прекрасного и гармоничного.
В зависимости от характера явления, которое подвергается критике смехом, и от того, как относится к этому явлению художник, комическое выступает в следующих видах:
A) Если смех обличает, бичует, отрицает осмеиваемое явление, порождает гнев и ненависть по отношению к уродствам социального бытия, – это сатира.
Б) Если смех вскрывает несообразности ради совершенствования тех или иных явлений, пробуждает вместе с досадой сочувствие, подчас даже симпатию к объекту смеха, – это юмор.
B) Если произведение осмеивает и содержит в себе оценку того, что осмеивается, представляет собой тонкую, скрытую насмешку, – это ирония.
Г) Если в произведении проявляется злая, язвительная, обличающая, а иногда и горькая насмешка, – это сарказм.
Комическое может составлять основу художественного произведения, может быть одним из компонентов в стиле художника, сочетаясь с драматическим, трагическим и так далее.
– Какой вид комического преобладает в творчестве С-Щедрина? (Сатира).
3. Анализ сказки Салтыкова-Щедрина “Медведь на воеводстве”.
Задача работы: на основе анализа содержания, композиции, художественных образов, художественных приёмов сказки “Медведь на воеводстве” подтвердить особенности сказок С-Щ., которые мы выяснили.
1) Построение сказки.
– Из каких частей состоит сказка? (Вступление + 3 части, рассказывающих о правлениях Топтыгина 1,2,3.)
– Почему нет заключения? (Вступление и заключение должны по правилам художественного текста соответствовать друг другу.)
– Прочитайте вступление. Каков его смысл?
– Почему С-Щ. не написал заключения?
2) Анализ героев сказки.
– Кто герои сказки? (Три Топтыгина со своими чертами характера. Рассказ о них и лежит в основе композиции.)
– Дайте им характеристики, исходя из текста. Обратите внимание на иллюстрации, прокомментируйте их.
3) Анализ идеи сказки.
Характеристики героев не дают нам понимание идеи сказки.
– Что даёт понимание идеи? (Дела героев, их деяния + реакция на них народа – обитателей “леса” и начальства – Льва (символ грубой силы) и высокопоставленного, влиятельного первого помощника его – Осла (символ глупости). Именно они, то есть сила, власть и глупость поставлены обществом главными судьями над тем, что происходит в обществе.)
Вид деятельности учащихся – работа по тексту сказки.
5) Выводы по сказке.
(Учащиеся конспектируют основные положения).
Сказка “Медведь на воеводстве” – о мракобесии администраторов. Под пером сатирика туповатый, иногда злой, иногда добродушный косолапый Медведь приобретает черты мракобеса-администратора, который истребляет крамолу, притесняет народ и уничтожает просвещение.
Мастер эзоповских речей в своих сказках, написанных в основном в годы жестокого цензурного гнёта, широко использует приём иносказания. Это позволяет С-Щ. не только зашифровать, спрятать истинный смысл сатиры, но и выявить в своих персонажах нечто самое главное, самое характерное.
Образы щедринских Топтыгиных, совершающих в лесной трущобе мелкие, срамные злодеяния или крупные кровопролития, как нельзя более точно воспроизводили самую сущность деспотического строя. Иносказание давало возможность в подцензурном произведении и неизбежное свержение этого строя, (идея произведения). Деятельность Медведя, который разгромил типографию, свалил в отхожую яму произведения ума человеческого, завершается тем, что его “уважили” мужики, посадив на рогатину.
Таким образом, опираясь на народную мудрость, используя богатство народной речи и образы, созданные народом, проникнувшись чисто народным юмором, Щедрин создаёт произведения, цель которых - пробудить народ, воспитать его в свободолюбивом духе, всколыхнуть в нём чувство собственного достоинства, чувство ответственности за свою жизнь. Великий сатирик стремится к тому, чтобы “дети изрядного возраста” возмужали.
6) Творческое задание.
– Какой бы вам хотелось видеть концовку произведения?
– Почему от такой концовки, на ваш взгляд, отказался Щедрин?
Задание: напишите свою концовку сказки “ Медведь на воеводстве” для сегодняшнего времени. Будет ли она отличаться от финала, реалистичного для 60-х годов 19 века?
Домашнее задание:
- Написать микро-сочинение на тему: “ Нужен ли нам Салтыков-Щедрин сегодня?”
- Найти, прочитать современный сатирический рассказ, проанализировать его, определив тему, идею, дав характеристику образов. Сравнить со сказками С-Щедрина.
- Индивидуальное задание по желанию: инсценировать сатирический рассказ или понравившийся отрывок (для инсценировки можно взять произведение С-Щедрина).
Литература
- Словарь литературоведческих терминов под редакцией С. В. Тураева. М., Просвещение 1974 г.
- М.Е.Салтыков-Щедрин. “Сказки для детей изрядного возраста”. Сказка “Медведь на воеводстве”.
- Сборник статей о творчестве Салтыкова-Щедрина к 175-летию. Сатира Салтыкова-Щедрина.
- Журнал “Литература в школе”, № 6, 2001 г.
- Денисюк Н. Критическая литература о произведениях Салтыкова-Щедрина. Выпуск 1-5. М., 1905 г.
Особая черта сатиры Щедрина - созданный им «эзопов язык», иносказательное повествование, полное прозрачных намеков на те или иные лица, в котором иногда не только персонажи, но и слова обладают как бы двойным значением
Сказка "Медведь на воеводстве" (1884) содержит в себе сатиру на административные принципы самодержавно-бюрократической власти. За героями его сказки угадываются современные ему политические группировки или кто-то из «правящих кругов». Например, подо Львом современники писатели видели Александра III, в Осле узнавали Победоносцева, а Топтыгины I и II напоминали им двух сменивших друг друга министров внутренних дел. Щедрин продолжает тему, которая рассматривалась им ранее в цикле "Помпадуры и помпадурши" и "Истории одного города". Прием уподобления человека медведю Щедрин использовал в рассказе "Деревенская тишь" (1863), герой которого во сне представляет себя медведем и испытывает удовлетворение, ощутив свое физическое превосходство над раздражавшим его слугой Ванькой.
Сюжет сказки повествует о трех Топтыгиных, которых Лев по очереди посылает управлять в лесных трущобах, где «такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по своему норовил...».
Деятельность Топтыгина I, направленная на усмирение "внутренних врагов", осуществлялась под знаменем "кровопролитиев". Тупое стремление истребить все на своем пути, чтобы "попасть на скрижали Истории", не просто осуждается Щедриным. Он показывает не только жестокость и бессмысленность действий Топтыгина I, но и противоестественность его существования. Еще не приступив к осуществлению кровопролитий, Топтыгин I сдуру проглотил чижика. Лев, узнав, что Топтыгин I осрамил себя, отстранил его от воеводства, а все живое в лесу ополчается против медведя из-за съеденного чижика. Ирония из средства иносказания превращается в композиционный прием. Противопоставление произносимого (написанного) и подразумеваемого создает в I части сказки эффект двуплановости повествования.
Внешне беспристрастный повествователь сначала лишь фиксирует факты жизни лесного мира. Осуждение "лесной вольницы", описание пьяного медведя сменяются эмоционально окрашенным рассуждением о роковой ошибке Топтыгина I. Повествователь как бы выражает сочувствие медведю ("Увы! Не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая ошибка и есть сама фатальная"). Но за всем этим скрыта авторская ирония. Беспомощность "специалиста" по "кровопролитиям", гоняющегося за скворцом, изображается сатирически. Не случайно лесные жители появляются в этом эпизоде в определенном порядке: к скворцу присоединяется ворона, затем заяц (не отличающийся смелостью), а потом и вовсе комар. Но ирония автора состоит в том, что звери осуждают Топтыгина не за убийство чижика, а за
неумение организовать "кровопролитие", которого "добрые люди... от него ждали".
Мнимое сочувствие позволяет автору открыто использовать бранные слова в адрес медведя (как представителя власти), которые вкладываются в уста "неразумных" лесных жителей: "чурбан" (чижик), "скотина" (ворона), "бурбон стоеросовый" (заинька). Постепенно повествование приобретает все более субъективный характер, несобственно-прямая и прямая речь Топтыгина I вытесняет авторскую речь. Одновременно становится все более понятным сатирический подтекст, открыто прорывающийся в авторской речи к концу I части (после описания бессмысленности поступка медведя) во фразе "Сделав все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения". Но автор тут же стремится смягчить столь "резкое" высказывание сообщением, что Лев медведя не наградил. Однако и здесь находится место для иронического суждения.
Причина увольнения Топтыгина I заключалась лишь в том, что, по мнению Льва, съевший чижика "офицер" храбр быть не может, а потому, вероятно, для последующих "кровопролитиев" не годится.
В это время в другую трущобу был послан воеводой Топтыгин II, который идет другим путем. Понимая важность первого шага, он долго выбирал сферу приложения сил. . Этот начал свою деятельность с крупного злодейства: «По очереди лошадь задрал, корову, свинью, пару овец... а все ему мало кажется». Решил Топтыгин у мужичка двор по бревну раскатать, его по миру пустить Однако.. подвела его жадность, повис злодей на обломке бревна. Сбежались мужики, кто с колом, кто с топором. Сбросили его на рогатину, шкуру содрали, остальное вывезли на болото хищным птицам на растерзание.
Топтыгин III был умнее своих предшественников и отличался добродушным нравом., приняв во внимание печальный опыт предшественников, искал наиболее безопасный род деятельности, пока не постиг наконец "теорию неблагополучного благополучия". Результатом стала тактика бездействия, которая предполагала проявление жизненной активности лишь при необходимости "получения присвоенного содержания" и еды, т.е. он ограничил свою деятельность только соблюдением «исстари заведенного порядка». Так продолжалось многие годы. Лопнуло терпение мужиков, и расправились они с Топтыгиным III, как и с предыдущим.
Изображая разные типы правителей, Щедрин показывает, что в лесу при них ничего не менялось: "И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие - победный клик". Тем самым писатель подчеркивает, что дело не только в личных качествах представителя власти, но в большей мере в самом устройстве самодержавно-бюрократической системы..
Сказка бичевала тупость царских самоуправителей, их заботу лишь о собственном благе. Выводом писателя было то, что пока власти не догадаются улучшать методы правления «сверху», народ, потеряв терпение, опрокинет их «снизу».
Сатирик беспощадно обличил современных ему политиков, изобразив их в образе животных. Такой прием, называемый «зоологизацией» Салтыков-Щедрин нередко использовал в «Сказках».
В отличие от «традиционных» русских народных сказок, где за каждым животным были закреплены определенные устойчивые черты характера (лиса - хитрая, медведь - ленивый и глупый, заяц- трусливый), в сказках Щедрина животное могло получить неожиданные черты и свойства. Заяц становился самоотверженным, медведь - злым и кровожадным; это создавало особый сатирический эффект.
М. Е. Салтыков-Щедрин известен своими сказками, которые больше подходят взрослым, чем для детского чтения. В этих произведениях писатель в иносказательной форме обличал недостатки политического строя и общества. Ниже представлен анализ "Медведя на воеводстве".
Кратко о преамбуле
Анализ "Медведя на воеводстве" следует начать со вступления. Эта сказка состоит из трех небольших рассказов. Их объединяет преамбула, в которой говорится о таком явлении, как история.
Автор с иронией пишет, что на ее страницы попадают только совершившие страшные злодеяния. А более мелкие недостойны упоминания. Если проанализировать историю, можно заметить, что больше всего ее страниц посвящено тем деятелям, в период правления которых происходили события, носившие массовый характер. К ним можно отнести восстания, войны, радикальные реформы. Над этим и иронизирует писатель: если правитель и его министры хотят попасть на скрижали истории, им нужно провести как можно больше суровых реформ.
Главные действующие лица
Далее в анализе "Медведя на воеводстве" нужно кратко рассказать о персонажах сказки. Главными героями выступают образы не людей, а животных. Царем там был Лев, его ближайший советник - Осел, а воеводы - это Топтыгины. В качестве подданных выступают лесные жители и мужики.
Почему же писатель сделал героями зверей, а не людей? Выбранные образы животных лучше всего показывают читателю особенности характера персонажей. Царь выступает как самодовольный человек, который беспокоится о том, как бы занять в истории больше страниц.
Осел, его советник, - упрямая личность, которая, несмотря ни на что, будет упорно стоять на своем. Даже если его решение не приносит никакой пользы. В сказке он показан как недальновидный советник, который не может дать разумного ответа, падкий на всякие подарки. О Топтыгиных и лесных жителях будет подробнее рассказано в дальнейшем анализе "Медведя на воеводстве".
Правление Топтыгина Первого
Анализ сказки "Медведь на воеводстве" следует продолжить кратким содержанием рассказов. В первой истории говорится о том, как Лев решил усмирить своих подданных. С этой целью он отправляет туда майора, Топтыгина Первого.
Писатель описывает его как достойного представителя власти. Топтыгин был большим любителем кровопролитий. Вроде и в инженерии что-то понимал, и построить мог. Но о чем бы разговор ни зашел, он заканчивался разговорами о кровопролитии. Поэтому этот майор был идеальной кандидатурой для наведения порядка.
С таким характером его ждала блестящая карьера. Даже народ ждал от него великих злодеяний. Но из-за своей глупости Топтыгин стал посмешищем. Съев маленького, но сообразительного Чижика, медведь вызвал недовольство не только у лесных жителей, но и у Льва. Все были им разочарованы: от него ждали знатного кровопролития, а воевода съел Чижика! Поэтому медведь так и остался простым майором.
Зверский Топтыгин Второй
В сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина "Медведь на воеводстве", анализ которой представлен, не менее запоминающимся получился и образ второго медведя. Если про Топтыгина Первого было сказано, что был не злым, а просто порядочной скотиной, то другой воевода был более решительным и жестоким.
Он оказался умнее своего собрата, поэтому сразу же начал свое правление со знатного злодеяния. Но на вверенной ему территории проживали не такие вялые и безынициативные жители. Увидев, что Топтыгин разорил дом одного мужика, они разозлились и пришли за ним с топорами, вилами и рогатиной. Они содрали с него шкуру, и на этом закончилось воеводство медведя.
Либеральный воевода
Следующий пункт анализа "Медведя на воеводстве" Салтыкова-Щедрина М. Е. - это краткое содержание третьего рассказа. За время правления двух Топтыгиных произошли небольшие изменения. Теперь злодеяния не были главным требованием для попадания на страницы истории. Уже стало неважно, большое ли, мелкое ли - теперь его совершать было неприлично.
И эта новость привела Топтыгина Третьего в недоумение. Он решительно не знал, что же теперь ему делать, как управлять-то народом. Осел никаких прямых ответов ему не мог дать, только уклончивый совет держаться на уровне приличий. Медведь и вовсе отказался бы от этой затеи, если бы не щедрое вознаграждение.
Тогда новоявленный воевода не придумал ничего умнее, чем залечь в свою берлогу. Лежа в своем уютном доме, он размышлял о том, как лучше управлять вверенной ему территорией. И вспомнился ему разговор с Ослом, в котором тот говорил, что не нужно мешать народу делать то, что он делает. Ведь основная задача воеводства - это поддержание ранее установленного порядка.
И ведь правда, Топтыгину Третьему достались жители, которые не были такими апатичными, как у Первого, или такими распоясавшимися, как у Второго. Они жили по давно заведенным порядкам. И ничего страшного, что они не всегда отличались справедливостью! Главное, чтобы никаких волнений не было. И эти размышления окончательно успокоили медведя.
Выходил он из своей берлоги только для того, чтобы забрать дань, которую ему приносили мужики. И правил медведь достаточно долго. Но однажды пришли другие мужики и содрали с него шкуру. И это был конец воеводства либерального медведя.
Образ народа
В анализе сказки Салтыкова-Щедрина "Медведь на воеводстве" нужно раскрыть и образ народа. В рассказах это лесные жители и мужики. И на протяжении всей сказки читатель может заметить, как народ постепенно меняется.
В первой истории народ показан как апатичная безвольная масса, которая не ждет ничего от воеводы, кроме зверства. И тем самым они надеются, что своей жестокой лапой он сможет их объединить. Народ настолько привык к жестокости и равнодушию к их трудностям от правительства, что ничего хорошего от их реформ и не ждет. Поэтому такое негодование вызвал поступок воеводы, ведь он не смог оправдать народных ожиданий, вот и стал посмешищем.
В следующем рассказе люди уже настроены решительно. Их терпение лопнуло, и народ больше не желает мириться с произволом властей. И на жестокость воеводы они отвечают неменьшей жестокостью. Здесь уже показан революционно настроенный народ.
И в третьей истории говорится о том, что и либеральное отношение не сделает жизнь простых людей лучше. Это не проявление заботы правительства, а наоборот, поощрение самопровозглашенных порядков. Народ ждет, что наделенные властью будут выступать на стороне справедливости. Поэтому, не видя со стороны воеводы никаких шагов для улучшения жизни, народ свергает его.
Таким образом, писатель хотел сказать общественности, что когда-нибудь наступит предел терпению простых людей. И если правительство не изменит свою политику, то наступит революция.
Основная мысль произведения
В кратком анализе "Медведя на воеводстве" следует в отдельном пункте рассказать о главной теме сказки. Это то, что простому народу не нужны ни жестокие, ни либеральные правители. Страной должен управлять справедливый и мудрый человек, который бы понял необходимость полной отмены крепостного права.
Писателю не нравилось то, какие изменения происходили с обществом. Во внутренней политике не учитывались интересы простого населения. Люди стремились занять пост повыше, не понимая, что для этого у них нет особых талантов. Сторонники старых порядков никак не хотели признавать необходимость перемен, поэтому всеми силами старались вернуть свои позиции.
Но в этой борьбе за власть никто не обращал внимания на народ. А ведь терпение у него не бесконечное. Недовольных и революционно настроенных становилось все больше. И такое недовольство могло перерасти в революцию. Именно об этом и говорится в сказке.
Почему именно эзопов язык
Сам М. Е. Салтыков-Щедрин называл манеру письма "рабьим". Это произошло от того, что в его произведениях пороки общества высмеиваются иносказательно. Когда-то в своих произведениях раб Эзоп не мог прямо говорить об отрицательных качествах своих господ, поэтому для этого он пользовался иносказательными приемами.
Эзоповым языком пользовался и Салтыков-Щедрин. Писатель понимал, что только в этом случае есть вероятность того, что сказки будут пропущены цензурой. И такая манера письма позволяла ему свободнее говорить о недостатках высокопоставленных людей. И от этого его произведения были еще ближе к народу.
Это был анализ "Медведя на воеводстве" по плану.